Видимо, Тийту показалось, что Регина слегка запьянела, иначе бы она не ухватилась с ходу за его слова и не стала бы набиваться ему в соратники. Может, Тийт решил, что Регина хотела просто подразнить его. Ведь каждый человек пристрастен в своих страданиях и надеждах, это только у него, исключительной личности, могут проявляться подобные неоднозначные чувства. Известное дело, чужая душа — потемки.
Регину раздражение Тийта не тронуло, она не позволяла выбивать себя из колеи из-за его дурного настроения. Веселое настроение у нее почему-то все поднималось, даже пальцы встрепенулись и стали в такт музыке отбивать по столу чечетку. Регине казалось, что еще мгновение — и она наконец-то проникнет сквозь обтекаемую защитную скорлупу Тийта; впервые за их довольно продолжительное знакомство он говорил о чем-то личном и сокровенном. В смешанном пылу ожидания и радости Регина готова была уже спросить, каким образом сегодняшние холостяки избавляются от страха одиночества. Или у них его вообще не бывает? И не пытаются ли одинокие мужчины, по примеру старых дев, обзаводиться псевдосемьей? Ощущают ли они иногда потребность вывернуть себя наизнанку перед близким другом?
Регине вдруг стало очень важно услышать ответ Тийта.
Прежде чем она успела открыть рот, Тийт вымолвил:
— Я женюсь.
— Ну конечно же на мне, — закатилась смехом Регина.
— Нет, — непривычно серьезно ответил Тийт. — С тобой бы мы довольно быстро разошлись. Я сторонник прочной семьи.
— Когда же ты успел полюбить детей, что заводишь разговор о семье? — спросила ошеломленная Регина, пытаясь сохранить прежний веселый тон.
— Собственных детей каждый любит, — ответил Тийт.
У Регины закружилась голова. Видимо, она свихнулась. Слова Тийта не поддавались логике. Или Регина пропустила что-то мимо ушей? Ведь это же тот самый Тийт, который в свое время предостерегал ее от неприятностей! Чьим же ребенком, если не самого Тийта, могла быть та возможная неприятность?
— Знаешь, я одновременно с двумя мужчинами никогда дела не имею! — продолжая свои мысли, воскликнула Регина.
— В этом я и не сомневаюсь, — согласился Тийт. Теперь наступил его черед глянуть украдкой на часы.
— Забавно, — пробормотала Регина. Лицо ее буквально свело судорогой, бог знает какая получилась гримаса. Во всяком случае, она уже была не в состоянии хохотать.
— Я подумал, будет пристойнее, если сам обо всем тебе скажу, с какой стати лить воду на мельницу доброхотов.
Регина кивнула.
— А почему я тебе в жены не гожусь? — спросила она совершенно спокойно. — С чего ты взял, что мы скоро разошлись бы?
В этот миг для Регины важнее всего было увидеть себя глазами Тийта.
— Есть ли смысл в откровенности? — заколебался он.
«Его стремление пощадить меня безнадежно запоздало», — подумала Регина и громко сказала:
— Говори! Прошу тебя!
— Чтобы два человека могли в течение долгого времени жить вместе, один из них должен подчинить себе другого, только тогда возможна гармония. Ты, Регина, человек сложившийся и привыкла действовать самостоятельно — тебе никогда не приходилось считаться с другими. Тот, которому под тридцать, уже не переменится. Мы бы с тобой то и дело сшибались так, что искры бы сыпались. Жизнь и без того на каждом шагу полна стрессов, к чему еще это?
Регина уперлась подбородком в ладони и задумалась.
Она больше не изменится? Законченная окаменелость?
Тийт извиняюще улыбнулся, расслабленно откинулся на спинку стула, охватившее его напряжение стало явно спадать. Видимо, он ожидал от Регины худшего. Регина вела себя идеально. Редко кто способен трезво воспринять столь сокрушительное известие.
— С тобой можно говорить по-человечески, — признательно сказал Тийт, не скрывая радости, что легко отделался.
— Сколько ей лет?
— Двадцать два, — ответил Тийт. — Но разумом она еще совсем дитя, мы в свое время столь инфантильными не были. Даже моя мать удивляется, до чего девочка мила и послушна. Они с моей матерью обсуждают все житейские вопросы; сама взрослая женщина, а слушает с усердием школьницы наставления старшей. — Тийт рассмеялся. — Я из нее могу что угодно вылепить.
— Она уже у тебя живет?
— Да, — буркнул Тийт. — Получилось несколько неловко. Однажды вечером просто заявилась, и все, чемодан в одной руке, сумочка в другой, вешалки, перевязанные красной шелковой тесьмой, под мышкой. Я просто онемел. Взяла и решила стать моей женой! Заговор, конечно, слово глупое, но она наверняка загодя обо всем договорилась с моими родителями. По-другому никак нельзя объяснить это само собой разумеющееся появление.