Служанка. Мы положили голову в мешок, и, когда проходили мимо часовых, они спросили: «Что у вас в мешке?» — «Будущее Израиля», — ответили мы. Через неделю Юдифь потеряла дар речи.
Юдифь. Восемь месяцев я не могла говорить.
Служанка. Это явилось ударом для всех — ведь она была героиней Израиля, а выглядела совсем неважно. Но кому, скажите, нужны больные герои? Поэтому ее отослали в деревню, и здесь она родила. С появлением ребенка речь к ней вернулась.
Входит Женщина-горожанка.
Женщина. Ты выглядишь такой счастливой.
Служанка. Она счастлива здесь.
Женщина. По ней видно. Однако нельзя ставить свое личное счастье выше всего прочего. Никому еще это не удавалось, увы.
Служанка. А вдруг?
Женщина. Юдифь, ты подала такой пример всем нашим женщинам! На всех фронтах мы гоним врага — далеко за пределы страны. Теперь у нас новые границы.
Служанка. И новые враги.
Женщина. Все это — только благодаря тебе. Возвращайся в город.
Юдифь. Я люблю тишину.
Женщина. Ты принесла жертву ради народа. Теперь он должен иметь возможность выразить тебе свою благодарность.
Служанка. Увы.
Женщина. Не следует скрываться — тебе не к лицу ни эта добровольная ссылка, ни прогулки в одиночестве: этим ты принижаешь величие своего свершения и обесцениваешь нашу гордость. И ребенка привози. Народ примет его, доказав тем самым, что готов к миру даже с племенем Олоферна.
Служанка. Но мы еще не собрали маслины.
Женщина. Юдифь, я обращаюсь к тебе от имени народа.
Служанка. Ой, не надо нам этого.
Женщина. С какой стати этому существу позволяется открывать рот? (Пауза.) Прошу прощения, я сплюну: слюна накопилась. Извини.
Юдифь. Я достаточно сделала для народа.
Женщина. Ты уверена?
Юдифь. Да. Вполне достаточно. Даже слишком.
Женщина. Ты принесла жертву, возможно даже, величайшую жертву, которую способна принести женщина.
Юдифь. Согласна.
Женщина. Ты переспала с мужчиной против своей воли. А ты не стыдишься этого?
Юдифь. О нет.
Женщина. Не чувствуешь себя униженной и?..
Юдифь. Нисколько. Я часто совокуплялась с мужчинами, которых не любила. Часто, уверяю тебя. И мне никогда не было стыдно.
Женщина (после паузы). Ну что ж, может быть и так. Бывает.
Юдифь. Да и насилие я совершаю не впервые. Но его голову, как известно, мне пришлось распилить и разрубить на части — вот это был ужас! Этот звук я не забуду до конца моих дней. Впрочем, это неважно.
Пауза. Женщина пристально смотрит на нее.
Женщина. Тогда я что-то не понимаю…
Юдифь. Это было преступление.
Женщина (после паузы). А война, которую Олоферн развязал против нашего юного государства, разве не преступление? А то, что он поклялся истребить наш народ и рассеять его по миру, — разве не преступление? Да, ты совершила преступление, но мелкое, крошечное: преступление-насекомое, преступление-микроб. Вернись в Иерусалим. И дай нам возможность выразить тебе наше восхищение за твое преступление. Я обязана тебе жизнью моих внуков. Дай я тебя поцелую, преступница. (Целует ее.)
Юдифь. Я отдавалась ему со страстью. Она свидетельница. Ты же слышала, как я?..
Служанка. Еще бы. Даже я…
Юдифь. Даже она возбудилась, а уж он — тем более.
Служанка. А сначала, когда она разделась, он взглянул на нее и отодвинулся.
Женщина. К чему мне такие подробности?
Служанка. Обнаженные и непереносимо прекрасные, они сидели и смотрели друг на друга. Любовались друг другом, впитывали друг друга. Воздух загустел от их взглядов.
Женщина. Может, хватит?
Юдифь. Видишь ли, в тот момент я искренне вожделела его.
Женщина. Вот это да! Так это не было притворством с твоей стороны?!
Юдифь. Ни в коем случае. Конечно же нет.
Женщина. Что ж, все мы люди, и в чем-то — животные.
Юдифь. А израильтяне… в тот момент я напрочь забыла о них.
Женщина. Не верю.
Юдифь. Я сгорала от желания, я распалилась всерьез.
Женщина. Говорят, он был красивым мужчиной.