Александр. Так это — в их интересах, чтобы я не слышал криков?
Офицер. Конечно. Вы уверены, что вам не нужен воск?
Александр. Спокойной ночи.
Офицер выходит. Император ложится. Слышно, как снаружи чистят обувь. Внезапно садится на кровати.
Кто там? (Пауза.) Кто там? Входите.
Пауза. Входит крестьянин с обувью Императора. Это — Слуга.
Слуга. Ваше Величество.
Александр. Ты кто?
Слуга. Чищу обувь Императора. Если звук щетки мешает вам, я уйду за конюшню. Пожалуй, там он не будет беспокоить Ваше Величество. Впрочем, я не совсем уверен.
Александр. Ты крестьянин?
Слуга. Да. Уже шесть лет в полку.
Александр. Как спит крестьянин?
Слуга. Он спит лучше, чем Император.
Александр. Почему? Разве предсмертные вопли собратьев не нарушают его сон?
Слуга. Они родились с болью. Они привыкли взрезать глотки коровам. Они избивали, а порой и убивали своих жен. Они умирали от голода в своих убогих хижинах, их калечили сельскохозяйственные машины. Турки отлично управляются с ножами, хотя не так виртуозно, как болгары. Что же касается криков, то ведь они недолги. Корова, она тоже протестует, но кто обращает на нее внимание?
Александр. Я думаю об этом. Думаю о горе в далеких деревнях. О сиротах, которые должны чистить длинную белую дорогу.
Слуга. Говорят, Император — человек чувствительный. Некоторые говорят, что даже видели, как он плачет, посещая госпиталь.
Александр. Да, плачет.
Слуга. Но война должна продолжаться, по крайней мере до тех пор, пока не закончится.
Пауза.
Александр. Я слушаю тебя, мой младший брат, и понимаю, что должен строить больше школ. Ты умеешь читать?
Слуга. Читать что?
Александр. Библию.
Слуга. Нет. Я слушаю, как ее читают. И соглашаюсь с каждым словом.
Александр. Разве она частенько не противоречит сама себе?
Слуга. Я соглашаюсь и с противоречиями. Что же касается школ, если бы я научился читать книги, которые читают господа, то я бы только лишился сна. И тогда завтрашнее сражение было бы наверняка нами проиграно. И турки перерезали бы глотки не только нам, но и нашему Императору. И это стало бы Концом Света.
Александр. Ты любишь своего Императора?
Слуга. Его нельзя не любить.
Александр. Но он так часто плачет.
Слуга. Я прощаю ему это. У меня была тетка, которая все время плакала и не могла объяснить из-за чего. Просто плакала, и все.
Александр. Он плачет о тебе.
Слуга. А мы о нем. И это правда. Могу я продолжать чистить ему сапоги? Завтра они ему понадобятся. (Встает, чтобы взять сапоги.)
Александр. По-моему, это не так.
Слуга. (останавливается). Прошу прощения, Ваше Величество, я всего лишь простой чистильщик сапог и не умею подыскивать доводы.
Александр. Ты лжешь.
Слуга. Конечно. Все мы лжем. Но только по случаю.
Александр. А ты сущий притворщик. (Пауза. Они смотрят друг на друга.) Мой маленький брат! Могу я поцеловать тебя в губы?
Слуга. Мои губы и вся моя плоть к услугам Вашего Величества.
Император опускается на кровать. Молча плачет. Слуга наблюдает. Пауза.
Сегодня умер мой брат, и у меня стало вдвое больше детей. Такова жизнь. Он был им хорошим отцом. Но пил так часто, что постоянно награждал их синяками на лице — то всем вместе, то по очереди. И все же они будут плакать. А если умру я…
Александр. Прекрати.
Слуга. …их сдадут в приют. Но после войны там не найдется для них места, и они пойдут бродяжничать. Или превратятся в преступников.
Александр. Прекрати.
Слуга. В каждом из нас сидит убийца. Так повелел Господь. Кого-то повесят, кого-то просто изобьют в наказание, а потом какой-нибудь незнакомец изрубит их на куски, в твоей собственной комнате. Ведь внутри всякой большой войны прячутся маленькие войны. Вот как в этих крашеных яйцах, которые стоят тут у Вашего Величества.
Александр. Но я хотел сказать, что…
Слуга. Я хочу сказать, что не подобает Императору плакать в присутствии крестьянина.