Старуха. Не буду…
Молодой человек. Не надо.
Старуха. Меня не заставить…
Молодой человек. Мы безыдейны. Мы так аморальны.
Старуха. …сожалеть о своей жизни.
Молодой человек. Конечно нет. Ни за что.
Старуха. Не заставить.
Молодой человек. История движется не по прямой, а…
Старуха. Кто вам это сказал?
Молодой человек. Ну…
Старуха. Кто вам это сказал?
Молодой человек. Это всем известно.
Старуха. Всем?
Молодой человек. Еще из школьных учебников. Выпейте лучше бренди и…
Старуха. Нет.
Молодой человек. Хорошо, не пейте бренди. Я все равно не собирался тут оставаться.
Старуха. Как она могла? Как могла выбрать…
Молодой человек. Это — честная работа.
Старуха. Совсем это не работа и не честная.
Молодой человек. Это — работа. Услуги за вознаграждение. Работа.
Старуха. Но тело… Как мне хочется объяснить ей, но я ее боюсь. Я хочу сказать ей, что тело…
Молодой человек. У всех трудящихся имеется тело.
Старуха. Да, но сам акт любви… (Смотрит на него.) Думаю, что во многом я пошла на баррикады из-за любви. И швыряла гранаты по велению страсти. Однажды я перерезала горло полицейскому. Тоже от страсти. А он испытал еще более сильную страсть, чем я.
Молодой человек. И она испытывает страсть, когда мы совершаем это. Если я почитаю ее задницу как икону — подобно её клиентам, — то при чем тут разум партии?
Старуха. У вас нет души.
Молодой человек. Есть у меня душа.
Старуха. В таком случае, вы убиваете любовь.
Молодой человек. Мы убиваем любовь? А вы — с вашими убийствами? Во имя чего вы завели бухгалтерию убийств, уничтожали по спискам, запрещали, отказывали и отменяли, вырезали стариков, душили все, что было вам непонятно, выхолащивали любой намек на чудо, рубили под корень все, что не вмещалось в ваши головы и находилось за пределами необходимого, удушали народные верования, стирали с лица земли все идеальное и воображаемое, все, что звучало хотя бы малейшим диссонансом с вашими представлениями? И вы заявляете, что совершали это во имя страсти? Беретесь рассуждать о душе и о любви? О самом мистическом и загадочном? Да оттащить эту старую суку в подвал и прикончить выстрелом в голову! Нас разделяет пропасть. Прости меня. Ты оскорбила мою женщину. Во всяком случае, мне так показалось. (Пауза.) Прости меня. Молодые ведь безыдейны и безнравственны.
Пауза. Молодой человек выходит. Старуха сидит неподвижно. Встает, подбирает разбросанную одежду Молодой женщины. Встряхивает ее и развешивает на плечики.
Только немногие смогут выдержать груз познаний
Действующие лица
Продавец книг
Мужчина
Женщина
На сцене появляется пожилой человек с ручной тележкой. Тележка заполнена книгами. Это — Продавец книг.
Продавец. Ветер на набережной. Обычный злой ветер. (Пауза.) Обычный птичий помет на книгах. Обычные злые птицы. (Пауза. Вытирает книги.) Раньше меня возмущали птицы. Возмущал ветер. Но тогда я был молод. А теперь я говорю им: пожалуйста, испражняйтесь. Пожалуйста — дуй. Обычные выхлопные газы автомобилей. Все возрастающий поток автомобилей. Наши артерии забиты тревогой. Наши легкие повреждены выхлопными газами. Чистый заговор! И никто не знает об этом, кроме меня. Все вышло из-под контроля — настолько мы неподконтрольны! (Перебирает книги.) Вчера я продал книгу. Вернее сказать, я взял деньги и отдал книгу. Это именно то, что обычно означает продать. К сожалению или, напротив, к счастью, — поскольку едва ли не каждый поступок может оказаться промахом по зрелом размышлении, — не успел покупатель уйти, как по какой-то неведомой мне причине он вдруг вернулся, отдал книгу и попросил назад деньги. «Вы нарочно хотите помучить меня», — сказал я ему. Но, обдумывая свои слова уже ночью, я пришел к выводу, что этот странный поступок, в сущности, был для меня благодеянием: ведь книга осталась у меня, и, следовательно, знания, которые она содержит, по-прежнему хранятся в надежных руках. Считаю, что миссия продавца книг — быть осмотрительным с теми, кто завладевает книгами. (Пауза. Хлопочет над книгами.) Ясное дело, это не может долго так продолжаться. Этому не будет позволено длиться долго. Того гляди, они начнут действовать. Я и мои книги, мы будем уничтожены. Многие годы я живу с этим убеждением. И всегда интуитивно чувствовал, что такое время непременно наступит. Будут сожжены книги, и их продавцы — тоже. Вы думаете, костры имели место только в Средние века? Нет. И книги станут моим костром, а я — их костром. О, опять они испражнились на книги. (Вынимает грязную тряпку и вытирает одну из книг.) Мы не в силах ничего предвидеть! Совершенно не в силах.