ПДП. Хуже.
Галина Аркадьевна. Бред какой-то. Почему?
ПДП. У меня гипертония. Волноваться нельзя.
Галина Аркадьевна. А чужого нянчить?
ПДП. А за чужого я не волнуюсь. За него вы волнуетесь.
Галина Аркадьевна. Ну знаете, как же так можно – без души – к ребенку?
ПДП. А зачем вам моя душа? Вас вон самих – трое душ. Вам от меня услуга нужна – добрая. Вы и имеете ее согласно прейскуранту.
Галина Аркадьевна. И не стыдно вам? А еще дедушка.
ПДП. Если вы меня будете оскорблять при исполнении служебных обязанностей, я уйду.
Галина Аркадьевна. Я не оскорбляю вас, но я отказываюсь вас понимать.
ПДП. Зря отказываетесь. Если вы такая душевная, взяли бы да сами с ним посидели.
Галина Аркадьевна. С ней – у нас девочка.
ПДП. Я вон бросил работу, когда моя родила.
Галина Аркадьевна. Я не знаю, кем вы работали.
ПДП. Зам завкафедрой теплотехники. Какая разница.
Галина Аркадьевна. Большая.
ПДП (кивая на коляску). Для нее вы просто бабушка.
Галина Аркадьевна. Ну хорошо, мы как-нибудь сами уладим наши дела. Без посторонней помощи.
ПДП. Пожалуйста. (Отходит, садится в кресло.)
Игорь. Ну вот, уладили. (Подходит к Галине Аркадьевне.) Спасибо.
Галина Аркадьевна. А я тут при чем? Привели в дом бог знает кого, а я виновата. Вы бы еще академика пригласили.
Игорь. Выбирать не приходится. Няня – дефицит. С этим надо считаться.
Галина Аркадьевна. А со мной можно не считаться. Конечно, у вашей жены ведь сколько угодно матерей, одну можно и потерять. Не жалко.
Игорь. Ну что вы, жалко.
Галина Аркадьевна (обращаясь к коляске, сюсюкает). Ну что, моя маленькая, что, моя сладенькая? Что наши глазоньки красивенькие?
Игорь. Надо ведь как-то помогать Лиде, ей одной трудно.
Галина Аркадьевна (ребенку). Ух ты моя красавица, да, да, ну что? (Игорю.) Нельзя облегчать жизнь одному за счет другого. (Ребенку.) Ну что, мокрая, да? И никто не сменит пеленочки нашей рыбочке, никто не положит сухонькие нашей птичечке.
Игорь (в зал). А ведь самое смешное, что так никто и не положит.
Галина Аркадьевна (ребенку). Бросили тебя совсем твои родители, такую сладенькую девочку, никому до тебя дела нет, все на других надеются… (Игорю.) Это, между прочим, ваш ребенок, почему надо рассчитывать на кого-то. (Ребенку.) Ну ничего, сейчас тебя мама Галя перепеленает. (Игорю.) Скажите Лиде – пусть принесет пеленки.
Игорь (ребенку). Сейчас твой папа пойдет скажет маме, чтобы она дала пеленки, тогда твоя бабушка – бабушка – тебя перепеленает и скажет папе, чтобы он отнес грязные маме, а у мамы завтра доклад, и что же она, интересно, завтра доложит…
Галина Аркадьевна (ребенку). А когда делают науку, не делают детей. Или одно, или другое. Правда, любонька?
Игорь (ребенку). А у других девочек и мальчиков, у кого добрые бабушки – бабушки, да, – у тех и одно, и другое.
Галина Аркадьевна (ребенку). А мы не будем ничего отвечать грубым людям, да, моя прелесть, не будем, пусть себе грубят, мы будем не такие, когда вырастем. Ну что, что ты хочешь сказать?
Игорь. Она хочет сказать, что сделать ребенку «угу-гу» и «сюси-пуси» – это не фокус, это может даже чужой.
Галина Аркадьевна. Ах вот как! Значит, я вам чужая. Ну что ж, по крайней мере, откровенно. (Лиде.) Ты слышишь, до чего он договорился? Что я вам враг. Зачем же вы тогда со мной живете? Меняйте квартиру, живите сами, сами ребенка воспитывайте. (Отходит к телевизору, садится.)
Игорь (вслед ей). Что вы! Кто об этом говорит? Какой обмен?
ПДП. Ну вот – опять обмен.
Появляется дама с Бульварного кольца.
Дама. Вы ко мне, деточка?
Игорь. Наверное.
Дама. Пожалуйста, проходите. Только вам не трудно будет надеть тапочки? А то мой паркет… Садитесь, пожалуйста. Хотите чаю? Ну тогда сигарету? Я, правда, сама не курю теперь. Говорят, никотин на связки действует. Я певица, для меня связки – это… Вот на стене мой портрет, не узнаете? Масло, копия. А руку узнаете? Нет, не мою, конечно, – художника. Ну как же, это… Мой большой друг. Впрочем, не надо имен. Пока художник жив, его личная жизнь не принадлежит народу. В отличие от его искусства. Вы согласны? А вы не человек искусства, нет? Правда, ведь я угадала? У меня профессиональный глаз, я сразу вижу – кто есть кто, как говорят англичане. Вы не были в Англии, нет? А я была на гастролях. Удивительная страна… А мужчины… Все сплошь джентльмены. А какое у них произношение. Вы знаете английский, нет? Ну да, хотя сейчас ведь всех учат. Помните у Гамлета: «ту би ор нот ту би»? А? Какой ритм. А в переводе – быть или не быть. Как барабан ухает… Все-таки Шекспира надо играть в подлиннике, на его родном языке. Вообще в искусстве все должно быть настоящее, подлинное. Я поэтому кино не люблю – там все понарошку. Я сейчас временно на пенсии, не снимаюсь. У нас в балете рано дают, за вредность. Очень опасная профессия. Я бы для нас, людей искусства, ввела страховку – на самые уязвимые места, на те, что нас кормят. Певцу – на горло, балерине – на ноги, писателю – на руки. А, да ладно, что это мы все о грустном. Вы шерсть принесли? А то у меня сейчас нету. Давайте я сниму пока с вас мерку, а шерсть вы потом поднесете. Мы что будем вязать – пуловер или жилет?
Игорь. При чем здесь пуловер? Я по обмену пришел.
Дама. Господи, что же вы сразу не сказали.
Игорь. Я застенчивый.
Дама. Какой вы шутник.
Игорь. Так как насчет обмена? Там сказано, что вы хотите съезжаться.
Дама. Вообще-то хочу. Только не с кем.
Игорь. Но как же – а объявление?
Дама. А как, по-вашему, одинокая интеллигентная женщина может встретить одинокого интеллигентного мужчину?
Игорь. Вы хотите сказать…
Дама. А кто меняется на разъезд? Чаще всего – кто разводится.
Игорь. Вы грандиозная женщина.
Дама. Правда? И к тому же с пенсией. Вы считаете, что у меня есть шансы?
Игорь. Особенно зимой.
Дама. Почему зимой?
Игорь. Вы же еще и вяжете немного.
Дама. Нет, вы определенно шутник.
Игорь. Я – это еще что. Вот у меня теща есть. До свидания.
Дама (уходит). Ну раз вы уж пришли, может, я вам что-нибудь свяжу?…
Лида (подходит к Игорю). Ты не мог не нагрубить, да?
Игорь. И не думал.
Лида. Почему же мама обиделась? Что ты ей сказал?
Игорь. Правду.
Лида. Нашел время. Нам на дачу вот-вот переезжать, а ты нас поссорил. Я же одна не смогу.
Игорь. Я не знаю, в конце концов, это твоя мама, неужели ты не можешь с ней договориться.
Лида. Ты что, не знаешь – она же с чужими лучше, чем со мной.
Игорь. Поговори с дядей Петей, может, она его послушает.
Лида (ПДП). Дядя Петя!
ПДП встает, подходит к ней.
Дядя Петь, ну, может, вы с ней поговорите. Я не могу. Я что ни скажу – все не так. Я ей скажу, допустим, сегодня, что коляска голубая, а она скажет – серая. Я завтра скажу, что серая, а она – голубая.
Галина Аркадьевна (подходит к ПДП). Ты когда-нибудь видел более гнусный цвет у детской коляски? Какой-то грязно-зеленый. Не могли для ребенка что-нибудь голубое достать. Или хотя бы серое.
Игорь отходит к телевизору.
ПДП. Я не понимаю, ну что вы поделить не можете?
Галина Аркадьевна. Вот ты мне скажи – что, твои тоже так к тебе относятся? Потребительски.
ПДП. Ты не сравнивай, я с моими порознь живу.
Галина Аркадьевна. Что ж теперь прикажешь – на улицу идти из собственного дома?