В 1894 м город Нью-Йорк изобиловал танцевальными заведениями. Истмен служил в одном из них вышибалой. Легенда гласит, что импресарио не хотел его брать, но Монк показал свою силу, повергнув с грохотом наземь обоих гигантов, занимавших желанное место. На этом месте он и пребывал, один, до 1899-го, нагоняя страх на людей.
Успокоив очередного скандалиста, он делал ножом зарубку на громадной дубине. Однажды ночью его внимание привлекла чья-то блестящая лысина, склоненная над банкой пива, и он обрушил на нее мощнейший удар. «Мне не хватало одной зарубки до полных пятидесяти!»— пояснил он позже.
С 1899-го Истмен пользовался не только известностью. Он стал каудильо, который дирижировал выборами в одном важном районе и облагал крупной данью дома с красным фонарем, лавки, уличных женщин и воров своего грязного феода. Комитеты по выборам пользовались его услугами для преступных дел, частные лица тоже. Вот его цены: 15 долларов за оторванное ухо, 19 — за перебитую ногу, 25 — за пулю в колено, 25 — за нож в спину, 100 — за всю акцию в целом. Порой, дабы не утратить навыки, Истмен сам выполнял поручение.
Один пограничный вопрос (дело тонкое и нервирующее, подобное тем, что подчиняются международному праву) столкнул его с Полом Келли, известным главарем другой банды. Выстрелы и стычки дозоров определили границу. Истмен однажды утром ее пересек, и на него набросились пятеро. Своими могучими обезьяньими лапами и дубиной он сокрушил троих, но ему пустили две пули в живот и оставили, думая, что он мертв. Истмен зажал две горячие раны большим и указательным пальцами и, шатаясь, как пьяный, добрел до больницы. Жизнь, горячка и смерть оспаривали его не одну неделю, но его язык никого не выдал. Когда он поправился, война, понятно, продолжалась и бурные перестрелки не утихали до девятнадцатого августа девятьсот третьего года.
Сотня героев, внешне очень похожих на фотографиях, которые со временем исчезнут из картотек; сотня героев, пропитанных спиртом и табачным дымом; сотня героев в соломенных шляпах с цветными лентами, сотня героев, страдающих — кто более, кто менее — дурными болезнями, кариесом, заболеваниями легких и почек; сотня героев, таких же невидных или блестящих, как герои Трои или Хунина, затеяла эту мерзкую баталию под сенью аркады «Elevated'a». Поводом стали поборы, которым бандиты Келли подвергли хозяина игорного дома, друга и кума Монка Истмена. Один из бандитов был тут же убит, а непременная перестрелка вылилась в настоящее сражение с великим множеством револьверов. Из-за прикрытия — из-за высоких колонн — люди с бритыми подбородками молча стреляли, вооруженные кольтами, а к домам жалась испуганная масса наемных экипажей, заполненных рвущимися в бой подкреплениями. Что испытывали участники этой баталии? Во-первых (думаю я), странную уверенность в том, что бессмысленный грохот сотни револьверов уничтожит их во мгновение ока; во-вторых (думаю я), не менее нелепую убежденность в том, что если первый выстрел их не прикончил, то они вечны и неуязвимы. В общем, они сражались с пылом, полагаясь на ночь и оружие. Дважды вмешивалась полиция, и оба раза ее отгоняли. С первым утренним проблеском бой тихо скончался, словно был ослеплен или притушен солнечным спектром. Под тяжелыми сводами учреждения остались семеро умирающих, четыре покойника и один мертвый голубь.
Местные политиканы, на службе у которых состоял Монк Истмен, всегда публично опровергали существование подобных банд или же говорили, что это — лишь увеселительные сообщества. Наглое столкновение в Ривингтоне их сильно встревожило. Оба главаря были вызваны, им было велено заключить перемирие. Келли (прекрасно знавший, что политики более способны покончить с любым полицейским вмешательством, нежели все кольты) тотчас же согласился. Истмен (с высоты своего мощного туловища) жаждал выстрелов, жаждал стычек. Он начал было отказываться, и ему пригрозили тюрьмой. В конечном итоге два именитых злодея отправились на переговоры в бар — сигара во рту, рука на револьвере, вокруг хранительные тучи бандитов. Соглашение было чисто американским: решить спор дракой на ринге. Келли слыл стойким боксером. Поединок состоялся в салуне и выглядел презабавно. Его наблюдали сто сорок зрителей, среди них и молодчики в мятых шляпах, и женщины с хрупкими царственными прическами. Бокс длился около двух часов, противники полностью обессилели. В ту же неделю загрохотали выстрелы. Монк в сотый раз был взят под стражу. Покровители с радостью от него избавились, судья напророчил ему — так и вышло — десять лет заключения.