Но я не могу понять, что происходит уже в следующий момент. Отчаянная смелость? Ментальный крик "rise of revolution" приговоренной к смерти ополченки? Или новый вирус масштабного подавляющего интеллекта пробил защитную оболочку, разорвав реальность неуловимым слуху ультразвуком с посланием "доступ разрешен"?
Я смотрю прямо в серо-зеленое отражение собственных глаз. Они почти такого же цвета, и если сосредоточиться только на этом, то кроме цвета, не замечаешь ничего: ни его задумчивости, ни мудрости, такой непостижимой, что рядом с ним чувствуешь себя школьницей. Не замечаешь сенсорной сетки, от которой не скрыть ничего. Как мгновение назад - на бутонах роз, я сейчас сосредоточена на детальном разглядывании радужки этих глаз, в которых, несмотря на вкрапления серого, нет ни льда, ни ртути, ни платины. Что я хочу отыскать в их глубине? Уверения, что мне ничего не угрожает? Сложенные крылья спустившегося на землю архангела? Подтверждения, что не стоит судить о людях по первой встрече, что не все, кто тусуется в подобных клубах, ставят себе целью ломать волю, сгибать в позу покорности и требовать твою душу без остатка в абсолютное владение? Я даже не замечаю, как размыкается захват длинных пальцев, как уходит сковавшее плечи напряжение. Может, правы психологи, утверждающие, что зеленый цвет успокаивает и дарит ощущение безопасности?
Они никогда не сталкивались с определенным обладателем глаз такого цвета!
Ужас взрывается разрядами паники, стоит только опустить взгляд. О чем я думала? Еще это ощущение гребаного дежавю. Никогда, Юля, никогда больше не смей даже доли секунды смотреть в глаза тем, кто сильнее тебя! Забудь глупую мудрость, которой наполнены социальные сети, в стиле "у меня есть грудь, все, я победила", "меня трудно найти, но легко потерять", "я проткну твое сердце взглядом"! Далеко ты ушла путем демонстрации необоснованной самоуверенности с тем, кто был слабее этого человека в десятки раз?
Александр терпеливо ждет. У меня даже ощущение, что он накрыл меня куполом неосязаемого защитного биополя, передав таким образом часть своего спокойствия. Я не хочу ему поддаваться, но эта передышка необходима, она выравнивает пульс и судорожное дыхание, а неоднозначность новой угрозы блокирует депрессивные мысли.
- Все хорошо? Ты сможешь сама идти?
Я киваю, пытаясь прогнать из воображения комичную и одновременно пугающую картину - я, перекинутая через плечо завоевателя в дорогом костюме, который уверенно несет меня в свою пещеру, наверняка формата люкс. Что произошло? Мне захотелось ему поверить? Или я просто не вижу иного выхода из сложившейся ситуации? Наверное, инстинкт самосохранения сейчас безжалостно отвоевывает обратно недавно сданные без боя крепости, видит главную цель - выжить любой ценой, и с презрением преодолевает даже самые ужасающие препятствия... Мои руки тянутся к разбросанным по полу цветам, но Александр останавливает этот порыв осторожным прикосновением к плечу. Несколько уверенных движений, взгляд снизу вверх, так стремительно, что я не успеваю отреагировать, и только чудом не вжимаюсь в кресло в попытке стать невидимой. Длинные стебли в сильных руках, кремовые бутоны с контрастным вызовом на фоне черной ткани костюма. В холле так никто и не появился, а я слишком напугана, чтобы понять причину этого, сердце делает мертвую петлю с мимолетным испугом камикадзе со стажем, когда я вижу протянутую мне ладонь. Ненужная ассоциативная цепочка - иная трактовка этого жеста, прописанная на уровне выжженного болью и слезами рефлекса. Прикоснуться губами и отвоевать для себя хотя бы сутки спасительного неведения о дальнейшем.... Мои пальцы обволакивает теплом, когда я наконец понимаю, чего же от меня хотят, обреченно вкладываю ладонь в безопасный захват мужской руки, борюсь с головокружением, прекрасно понимая, что, если он заметит мою слабость, наверняка будет держать за плечи... Или вообще подхватит на руки. Меня пугает не столько его присутствие, сколько вероятные прикосновения. Отстраненно наблюдаю, принимая букет обратно, как уверенно он берет выдвижную ручку чемодана «Луи виттон», все еще втайне надеясь, сама не зная на что. Может, на появление доктора с протестом "мы ошиблись, ее еще рано выписывать!", или на то, что сейчас в холл ворвется моя мама, которая точно не позволит увезти дочь в неизвестном направлении? Ничего этого не происходит. Медленные шаги, семь метров спасительной прохлады медучреждения, неумолимо распахнувшиеся раздвижные двери с последующей атакой солнечного света по беззащитной сетчатке. Сам воздух на улице раскален от полуденной жары, но меня прошибает иглами протестующего озноба, когда взгляд упирается в припаркованную напротив гранитных ступеней «ауди», сверкающую глянцевым блеском. Как только я окажусь в этой машине... как только за мной захлопнется дверь автомобиля... Мне просто некого будет просить о помощи!
Полуденная сиеста... В парке безлюдно. От беспощадной жары умолкли даже птицы, а мне кажется, что они напуганы присутствием абсолютной силы, противостоять которой у меня нет ни малейшего шанса. Выбор очевиден. Либо смерть, либо... Да, Юля, произнеси это вслух. Ты не понимаешь, что спасать тебя за просто так никто бы не стал? Он многое сделал для тебя - ведь не было допросов, было роскошное медицинское сопровождение, наблюдение у светил науки и райские условия. Ты всерьез полагаешь, что тебя отвели в спа-салон только для того, чтобы поднять настроение? И бразильскую эпиляцию сделали именно с этой целью? И подкорректировали цвет волос, не спросив твоего мнения, тоже совершенно случайно? Или прилежно выполнили список требований того, кто распорядился подготовить тебя к... К чему? Да, Юля, ты всегда была реалисткой! Хотя чего уж там, к светским беседам между этим делом наверняка тоже... С таким лоском светского денди и показательными безупречными манерами...
Мне надо бежать, а я словно остолбенела. Вижу, как из авто выходит, судя по всему, водитель, чтобы аккуратно погрузить сумку в багажник. Меня сковывают мнимые порывы ледяного ветра на тридцатиградусной ялтинской жаре, и все равно я продолжаю покорно стоять на ступеньках, прижимая к груди букет белых роз, словно это сможет как-то защитить от происходящего.
- Юля? Тебе плохо? Разреши, я помогу. - Александр уверенно и неумолимо разжимает мои судорожно сжатые на гладких стеблях холодные пальцы, отнимая последнюю преграду. Инстинктивно, в неосознанном порыве закрыться, обхватываю свои плечи руками и с настойчивостью обреченной жертвы смотрю ему прямо в глаза, ища в них то, что хоть ненамного сможет меня успокоить. Я устала носить маски, наверняка весь мой ужас сейчас считан им в полном масштабе.
- Ну, что такое? - Медленно качаю головой, я не хочу этой ласки глубокого обволакивающего тембра. Неужели ему нужно это все пояснять? Я устала, просто смертельно устала сопротивляться тем, кто сильнее. Я знаю, что за просто так могут только улыбнуться, и то преимущественно фальшивым оскалом. За любую милость, которую даже осознанно не выпрашивала, всегда нужно платить. Можно сколько угодно скрывать меркантильность за ширмой чинного благородства, сострадания к ближнему, но в бескорыстность меня отучили верить раз и навсегда.
Страх и безысходность мечутся в крови неумолимым тандемом, а я продолжаю смотреть в его глаза, прекрасно понимая, что их покровительственное выражение - всего лишь беспощадный фейк, и не стоит даже думать, что взгляд останется таким же, как только я окажусь на его территории. Из последних сил пытаюсь хотя бы морально подготовить себя к тому, что последует дальше, сжимаю губы, делая отчаянную попытку представить, принять... Цепляюсь за притянутые за уши глупые факты... Подтянутое тело. Безупречные манеры. Притягательная харизма. Большой опыт... Он даже младше Вадима, судя по внешности - нельзя с уверенностью сказать, сколько именно ему лет, опыт общения со зрелым мужчиной был...
Нет. Вашу мать, трижды, четырежды, в степени N - нет! Одно его прикосновение убьет на месте. Надеюсь, в его "безопасных" апартаментах имеются окна, а сама люкс-пещера находится, как минимум, на десятом этаже! И за стеклом такое же манящее голубое небо, где никто не посмеет заставить меня делать то, чего я не хочу!