Он также подозревал, что, возможно, надзиратель не мог его ощущать на таком же расстоянии, на каком он сам мог ощущать надзирателя. Иначе его первые эксперименты привели бы к его поимке.
«Лесным богам придётся послать более одного слуги, если они желают меня поймать», — самодовольно подумал он.
Надзиратель направлялся к Колну, уже миновав дом Сэйеров. Он так и не заподозрил, что предмет его охоты наблюдал за ним всё это время.
Легко пройдясь по этой местности, Даниэл заметил Кэйт на склоне холма позади её дома. Она сидела на скале, откуда открывался вид на реку. Даниэл продолжил играть, гадая, о чём она могла думать. В такие дни он часто замечал её там, неподвижно и тихо сидящей на крыльце. Он полагал, что она, должно быть, думала, но не мог догадаться, о чём именно. Он лишь мог надеяться, что не о нём.
По крайней мере, так он говорил себе.
Даниэл подозревал, что оттуда ей было слышно его музыку, и, вопреки самому себе, всегда играл, когда она выходила. Он втайне чувствовал, будто музыка каким-то образом становилась мостом через разделявшее их расстояние, создавая узы, которые могли переступить даже через тьму его души, но Даниэл никогда не рассматривал эти чувства напрямую. Он скрывал их даже от себя, всегда сосредотачиваясь на самой музыке.
Новая фигура появилась, двигаясь со стороны дома Сэта Толбёрна. Этому человеку понадобилось почти полчаса, чтобы покрыть расстояние до дома Кэйт, но по мере его приближения к холму Даниэла тот узнал своего бывшего друга. Это был Сэт, собственной персоной.
Даниэл начал было гадать, с каким поручением Сэт мог идти, но быстро осознал, что не хочет этого знать. Сэт остановился, и сошёл с тропы рядом с порогом Кэйт, подойдя, чтобы усесться рядом с ней.
Даниэл закрыл свой разум. Он не хотел их видеть. Внутри него боролись гнев и скорбь. Убрав руки с цистры, он перестал играть. Будь он проклят, если будет исполнять им серенаду, пока они целуются или обмениваются символами любви.
«Ты уже проклят», — снова подумал он про себя. Тут на него накатил внезапный порыв, желание послать вспышку странного света в небеса, создать маяк. Это наверняка даст надзирателю знать о его местоположении. Сделать это будет так просто.
Он удержался от этого порыва, вместо этого застыв, молча. Закрыв в дополнение к своему разуму собственные глаза, он прислушался к тихому шёпоту ветра в траве, время от времени прерываемому блеяньем одной из овец. Блю сидел рядом с ним, создавая Даниэлу комфорт своим присутствием.
Какие бы грехи Даниэл ни совершал, Блю был абсолютно верен. Его ценности были просты, и в его глазах Даниэл не мог поступать неправильно.
«Если бы только люди были как собаки».
Резкий вскрик прорезался сквозь тишину его мыслей. Кричала Кэйт.
Снедаемый любопытством, но не особо тревожась, Даниэл снова раскрыл свой разум, и с удивлением увидел, что Кэйт и Сэт были уже не одни. К ним присоединились трое его самых нелюбимых людей — Ронни Банкс, Астон Хэйс и Билли Хэ́джэр. Они, наверное, пришли со стороны Колна, иначе бы он заметил их до того, как захлопнул свой разум.
Трое молодых людей рассредоточились, образовав маленький круг с Кэйт и Сэтом в центре. Их позы были напряжены, и они постоянно двигались, переступая из стороны в сторону. Назревала драка.
— Блядь, — сказал Даниэл. Всё это не было его проблемой. С технической точки зрения, они с Сэтом даже друзьями больше не были, а Кэйт определённо не была его девушкой.
«Они, наверное, просто помотают их немного. Поколотят Сэта, и опозорят его у неё на глазах, как со мной сделали». Однако даже думая это, он гадал, так ли это. Те события были два года тому назад, и теперь они были старше. У взрослых людей не было основания вести себя как хулиганы.
«А что если они сделают что-то другое?»
Он увидел, как Сэт поднял кулаки, сигнализируя свою готовность к драке. Ронни подошёл ближе, осклабившись. Ронни был самым крупным из троицы, ростом почти с Даниэла, и был старше Сэта на два года. Ничего честного в этой драке не будет.
Смеясь, он отскочил в сторону, когда Сэт попытался ударить его, и в это же время Билли подступил сбоку, и нанёс удар тяжёлым суком. Удар пришёлся на висок Сэта, и тот упал, безвольно осев на землю. Это был нелицеприятный удар, безжалостный и нечестный. Таким ударом можно было убить человека.