— Несколько причин. Во-первых, мне наконец-то удастся сделать то, что нужно — выследить Финна и мою сестру.
— Ах, Финн, твой дорогой друг, давший тебе бомбу, чтобы убить меня. Должно быть, ты по нему соскучилась.
— Бывший друг, — поправила я.
Но я и правда вроде как скучала по нему. Во всяком случае, по тому другу, которого я знала, как мне думалось.
— Это мы ещё посмотрим, — Самаэль запустил руку под плащ и достал простое золотое кольцо. — Вот украшение, которое ты просила, — он схватил мою руку и сунул кольцо мне в ладонь.
Я покачала головой.
— Нет, Самаэль. Ты должен надеть его на мой палец. Вообще при этом ты должен встать на колени.
Его губы изогнулись в лёгкой улыбке.
— Я ни перед кем не встаю на колени.
Я передала кольцо обратно ему.
— Надень его мне на палец и смотри при этом в глаза.
— Это правда необходимо?
— О, непременно. В конце концов, мы же безумно влюблены друг в друга.
Его ледяные глаза сощурились, но Самаэль удерживал мой взгляд, пока надевал кольцо на мой безымянный палец. Оно подошло идеально, поблёскивая в тусклом свете. Я подняла руку ближе к лицу, заметив, что на золоте вырезаны слова — ангельские символы.
— Что тут говорится? — спросила я.
— Что ты заслуживаешь смерти, а я был слишком добр.
Я сердито посмотрела на него.
— Слишком много слов для такого маленького колечка.
— Скажи мне, где найти Финна.
Я зашагала вперёд, и ветер свистел над рекой, играя с моим плащом.
Самаэль бросил на меня очередной лукавый взгляд, пока мы шли.
— Что у тебя в сумке? Мне надо обыскать тебя на предмет бомб?
— Нож.
— Естественно. Полагаю, ты украла его с кухни.
— У них предостаточно ножей. Но интереснее ножа то, что дал мне Освальд. Подвеска из жёлудя, чтобы отогнать зло, и фруктовый пирог, потому что я рассказала, как мне его хотелось. Хочешь посмотреть?
— Я и раньше видел выпечку.
— Это настоящее чудо, сотворённое руками смертных. Если это не заставит тебя признать превосходство смертных над ангелами, то твой разум безвозвратно разрушен, — я полезла в сумку и достала пирог, завёрнутый в вощёную бумагу. Обёртка слегка смазала глазурь, но пирог всё равно выглядел восхитительно. — Что такого ангелы сделали в этом мире, чтобы это могло тягаться с этим возвышенным искусством?
Его челюсти поджались.
— Ты планируешь съесть его в какой-то момент, или остаток вечера будешь сочинять поэзию в его честь?
Мой желудок заурчал.
— О, я приберегла его, чтобы съесть во время нашей прогулки. Я не хотела его портить. Я слишком наслаждаюсь предвкушением, — я приподняла пирог в лунном свете, и серебристые лучи мерцали на глазированных ягодах. — Но честно, ты когда-нибудь видел что-нибудь столь же очаровательное?
Подняв взгляд, я заметила, что его серые глаза пронизывают меня.
— Видел.
Я убрала пирог в сумку.
— Я бы поделилась с тобой, но не уверена, что ты этого заслуживаешь.
— Почему нет?
«Потому что ты сказал, что любая полуголая женщина привлечёт твоё внимание».
— Потому что ты немножко злой.
Пока я вела его по петляющей улочке между теснящимися кирпичными зданиями, Самаэль притих. Мы свернули в изогнутый переулок, отходивший от речной набережной и уводивший нас в Восточный край. Улица извивалась на север между покосившимися многоквартирными домами. Тёплые огни сияли в некоторых окнах.
По обе стороны от нас поднимались тёмные кирпичные стены. Кто-то написал на одной стене «Буря грядёт», над словами красовался глаз, а под ними — зигзаг молнии. Я показала туда.
— Пропаганда Свободного Народа.
— Ты теперь научилась читать?
Я улыбнулась.
— Я практиковалась. И сегодня Эмма мне помогала.
Самаэль пристально посмотрел на граффити.
— Их движение нарастает с каждым днём.
— Ты помогаешь ему расти.
— В смысле?! — в его голосе проступили резкие нотки.
— Ты не думаешь, что они сражаются в войне пропаганды?
— Мне плевать, каковы их методы. Я планирую убить их всех, чтобы они прекратили.
— Но они и дальше будут набирать численность, если люди думают, что они правы. Публичные казни, тела, висящие на стенах замка — всё это умножает их ряды. Люди в Доврене не знают, что Свободный Народ — убийцы. Они проделали отличную работу, обвинив тебя в убийстве тех женщин, и они выигрывают в войне пропаганды. Всё, что видят люди — это то, как ты отрубаешь головы на городской площади. Это выставляет тебя не в лучшем свете. Как думаешь, насколько это помогает тебе завоевать их расположение?