Григорий Турский подробно останавливается на перечислении того, кому из братьев что досталось при новом разделе. Это позволяет проследить по названиям за протяженностью территории франкских земель в то время.
Хариберту достался удел его дяди Хильдеберта (т. е. королевство Парижское, куда входили: Санлис, Мелен, Шартр, Тур, Пуатье, Сент, Бордо и Пиренейские города).
Гунтрамну досталось королевство Орлеанское (удел его дяди Хлодомира) и вся территория бургундов, присоединенная франками при Хлотаре (от Сены и Вогез до Альп и морского берега Прованса).
Хильперих получил удел его отца — королевство Суассонское, которое франки называли Неостеррике (Нейстрия) — т. е. Западное королевство. Границей его на севере была река Шельда, а на юге — Луара. Сигеберт получил королевство Остеррике (восточное)[842] с центром в г. Реймсе, которое соединяло в своем владении Овернь, всю северо-восточную Галлию и зарейнские земли до границ поселений саксов и славян[843].
Наиболее крупные города, находившиеся в разных частях королевства, были поделены по жребию дополнительно, что создало невероятную «чересполосицу» владений: Руан и Нант были включены в королевство Хильпериха, а Авранш — в королевство Хариберта, так же как и Марсель; Арль достался Гунтрамну, а Авиньон — Сигеберту[844].
Описание некоторых городов и борьба за них между братьями показывали, что в городах еще уцелели следы римской торговли и римской культуры в VI в., что делало их лакомой добычей для борющихся между собой феодалов.
Григорий Турский нигде специально не раскрывает роли и значения этих галло-римских городов, но некоторые его фразы, брошенные попутно, позволяют говорить о них как об уцелевших осколках галло-римского общества.
Так, например, говоря о Париже, Григорий Турский упоминает о находившемся там императорском дворце, который со своими строениями и садами занимал значительное место на левом берегу реки Сены[845] Он указывает такие башни Парижа, в которых можно было разместить воинов, а также сообщает о мостах через Сену, защищавшихся этими башнями[846].
Кроме того, Париж уже в то время был так велик и имел такое значение, что после смерти Хариберта братья поделили его на 3 части между собой[847].
При описании брачного пиршества на свадьбе Сигеберта и Брунгильды, которое происходило в городе Меце, принадлежавшем Сигеберту, Григорий Турский дает некоторые сведения о самом городе Меце. Он пишет, что в нем был столь огромный дворец, что он вместил множество людей (всех магнатов королевства Австразии, всех графов, их людей и лошадей северных провинций Галлии с представителями городов, вождей старых франкских племен, которые жили еще по ту сторону Рейна, и, кроме того, герцогов аламаннских, баварских и т. д.)[848].
Пиршество происходило в дворце, в залах которого громко раздавались тосты пирующих, а всем прибывшим были в нем обеспечены квартиры и продовольствие.
Города Тур и Пуатье (по сравнению с Беарном и Бигорром) Григорий Турский называет богатыми и большими городами, которые вызвали у Хильпериха настойчивое стремление овладеть ими[849].
Говоря о городе Туре, в котором он сам был епископом, Григорий отмечает его большие крепкие стены и наличие в нем во времена Сигеберта и Хильпериха, по преимуществу, галльского населения. То же он говорит и о Пуатье[850]. Относительно города Бордо, который тоже незаконно хотел отнять Хильперих у Сигеберта, Григорий Турский прямо указывает на его большие размеры, старинное происхождение и огромные здания, некогда принадлежавшие императорам и перешедшие вместе с прочим наследием в руки франкских королей[851].
Все эти описания перечисленных городов не оставляют сомнений в том, что некогда они были галло-римскими городами и уцелели ко времени прихода франков. Правда, Григорий Турский ничего не сообщает о торговле этих городов, но говорит об уцелевших зданиях и дворцах в них. Многие из городов позже, при господстве эпохи натурального хозяйства при франках, заглохли и потеряли свое былое значение. Но упорная война за них между франкскими королями Сигебертом и Хильперихом говорит о том, что в то время они были еще достаточно богаты и значительны и служили большой приманкой для грабежа и разбоя франкских правителей и их дружин. А все их войны и междоусобицы, красноречиво описанные Григорием Турским, служат яркой иллюстрацией переходной эпохи, в которой варварство, вступив в борьбу с цивилизацией, в конце концов подчиняется цивилизации, но эта цивилизация уже сама приобретает многие черты варварства. Соприкосновение черт старой и новой надстроек, свойственное этой переходной эпохе, эпохе генезиса феодальных отношений у франков, проскальзывает и во внешней политике франкского государства, и во взаимных отношениях между меровингскими королями-братьями. Жажда грабежа и наживы сталкивает их между собой в борьбе за земли и города, но уже усвоенное ими от новой эпохи стремление к единству государства, к единой власти заставляет обоих королей добиваться этого единства, опираясь на военную силу масс в борьбе с другими братьями. Так было с Хлотарем, который, всеми путями действуя, добился, наконец, объединения земель франков под его властью. Такая же борьба началась после смерти Хлотаря. Но эта борьба усложнилась и затянулась тем, что она включила в свою орбиту и жен, и детей, и внуков Хильпериха и Сигеберта, которые продолжали драться и тогда, когда уже инициаторов войны Сигеберта и Хильпериха давно не было в живых. Григорий Турский отмечает многие подробности борьбы. Он рассказывает, что в ответ на грабежи и злодеяния Хильпериха Сигеберт принужден был, действуя в Австразии, привлечь к себе на помощь зарейнские племена, среди которых многие были еще язычниками, как говорится в хронике. Григорий Турский и другие хронисты явно неодобрительно относились к этой затее Сигеберта. Они иронически говорили о том, что эти «союзники» Сигеберта были варварами и такими христианами, что соблюдали многие обряды своего прежнего язычества, принося в жертву богам и людей и совершая другие жертвоприношения[852].