При всем различии творческой манеры, строя аргументации, структуры, самого научного уровня указанных здесь и других работ советской школы историков христианства в них нетрудно подметить общие линии. Это в первую очередь линия методологии.
Для советских историков их общей теоретической платформой является марксистское понимание исторического процесса. В данной сфере это понимание сводится к тому, что формировавшееся в первые века повой эры христианство не случайное явление и по чужеродная ветвь на древе истории этой формации и этих человеческих сообществ. Христианская религия понимается как необходимый продукт той далекой эпохи, эпохи развития и упадка рабовладельческого уклада и является определенным и закономерным звеном его общественного сознания. Энгельсовская оценка первоначального христианства как продукта разложения старого рабовладельческого мира и как силы противоставшей ему, оценка, выражающая диалектику становления этой религии и ее противоречивую сущность, является для советских исследователей существенным теоретическим руководством при изучении социальной природы первохристианства. Как форма общественного сознания и как комплекс вероучительных и философских идей оно порождение всего социального и духовного уклада римского рабовладельческого общества, в недрах которого оно вызревало.
Для советской школы историков христианства основополагающими элементами всего теоретического фундамента являются историзм и борьба с антиисторическими тенденциями, с вне- и надыисторическим подходом к изучению этих проблем независимо от того, какими субъективными побуждениями того или иного автора они вызваны. В указанных работах имеется немало прекрасных примеров творческого применения марксистского принципа историзма в данной специальной сфере.
Все это, разумеется, не означает, что развитие советской школы в последние десятилетия проходило без «зигзагов» и исудач. Приходится констатировать опубликование за эти годы некоторого числа неудачных и слабых книг и брошюр, которые еще не вполне освободились от вульгаризации и упрощения этих сложных процессов и в конечном счете оказывали тормозящее влияние на поступательное движение науки в этой сфере. В ходе овладения научным наследием зарубежного религиознания в советской историографии иногда некритически воспринимались концепции, в которых за внешним радикализмом скрывались устарелые методики и идеалистические посылки. Примером этого могут служить некоторые тенденции гиперкритического отношения к источникам, тенденции, которые, будучи в свое время порождены кризисом буржуазной исторической науки, стали помехой плодотворному изучению вопросов происхождения христианства и для некоторых советских исследователей. Другое затруднение состояло в том, что частные, по существенные источниковедческие темы оставались вне исследования.
Следует заметить, что эти слабости сейчас успешно преодолеваются. Гиперкритицизм полностью утратил в нашей историографии последние позиции. Усилились тенденции работы над источником. Открытия последних десятилетий обогатили советскую историографию рядом серьезных работ в области кумрановедения и эссенского движения в целом (И. Д. Амусин, К. Б. Старкова, Н. А. Мещерский, М. М. Елизарова), раннего гностицизма (М. К. Трофимова, И. С. Свепцицкая). Внимание исследователей привлекли этико-религиозные аспекты идеологии низов общества (Е. М. Штаерман), философия и патристика (С. С. Аверинцев, А. П. Каждан). Чрезвычайной трудоемкости исследования, проведенные в области социально-экономических отношений античного Средиземноморья, а также изучение социальной стратификации общества (Е. М. Штаерман, С. Л. Утченко и др.) открывают новые возможности углубленного марксистского анализа социальных корней христианства.