Особый настрой мыслительного коллектива моды заключается в расположенности его участников непосредственно воспринимать то, что признано модным, в признании неоспоримой ценности моды, в чувстве солидарности с другими участниками этого же коллектива и безграничном доверии эзотерическому кругу. Наиболее верные сторонники моды принадлежат экзотерическому кругу, но они не вступают в непосредственное общение с теми, кто диктует моду, из кого формируется эзотерический круг. Особые продукты деятельности последнего проникают в экзотерические круги по официальным, если можно так выразиться, каналам коммуникации внутри данного коллектива, они лишены какой-либо персональной идентификации, а сила принуждения, с какой они воздействуют на рядовых участников коллектива, постоянно возрастает. В них нет указания на какие-либо частные мотивы. Просто говорят: «Се qu’il vous faut pour cet hiver» [ «Это то, что вам нужно носить этой зимой»], или «А Paris la femme porte…» [ «В Париже женщины носят…»], или «Lance au printemps par quelques jeunes femmes de la societe partisienne…» [ «Известные законодательницы парижской моды рекомендуют публике…»]. Это наиболее сильное из возможных принуждений, ибо оно воспринимается как самоочевидная необходимость, а не как принуждение. Горе той верующей, которая не захочет или не сможет подчиниться этому диктату: она ощущает себя оставленной всеми, на ней как бы лежит клеймо, которое, как ей хорошо известно, уличает ее в измене перед всеми ее подругами. Члены эзотерического круга испытывают гораздо меньшее давление: они даже могут позволить себе коекакие новшества, которые обретают принудительную силу только впоследствии, благодаря внутриколлективной коммуникации. Однако и они вынуждены следовать определенной «обязательности»: нельзя, чтобы у костюма в стиле ампир были рукава в стиле барокко, etc.
Сравнивая стили мышления, мы тотчас замечаем, что различия между ними могут быть меньшими и большими. Например, различие между стилями мышления физиков и биологов не так уж велики, если только последние не стоят на позиции витализма. Гораздо больше различий между стилями мышления физиков и филологов, еще большая разница между стилем мышления современного европейского врача и специалиста по китайской медицине или мистика Каббалы. Можно говорить о нюансах стиля, о вариативности стилей, о различных стилях. Но построение исчерпывающей теории стилей мышления не может быть задачей этой книги. Здесь хотелось бы только указать на некоторые особенности межколлективной коммуникации стилей.
Чем больше различие между двумя стилями мышления, тем более заторможена коммуникация идей между ними. Если же коммуникация реально существует, то возникают общие черты у сообщающихся между собой коллективов, даже если каждый из них уникален. Принципы чужого коллектива, если их вообще замечают, рассматриваются как нечто произвольное, а попытки их легитимации отвергаются по обвинению в petitio principii. В чужом стиле мышления усматривают мистику, то, что отвергается этим стилем, признается наиважнейшим, принятые в нем объяснения объявляются неубедительными или ошибочными, проблемы мало существенными, чуть ли не пустой забавой. Отдельные факты и понятия, фигурирующие в рамках чужого стиля мышления, считаются выдумками, которые не следует принимать в расчет (например, «факты спиритизма» именно так расцениваются учеными-естествоиспытателями); впрочем, здесь многое зависит оттого, насколько далеки стили мышления друг от друга; если же мыслительные коллективы не слишком разнятся, то понятия и факты одного стиля мышления претерпевают переистолкование в рамках другого, они как бы переводятся на иной язык и только так могут быть восприняты соответствующим мыслительным коллективом (например, факты спиритизма — теологами). Так современная наука восприняла многие факты алхимии. Так здравый смысл, воплощающий в себе мыслительный коллектив обыденной жизни, становится универсальным гарантом взаимопонимания специализированных мыслительных коллективов.
Слова языка — это универсальный посредник в процессах межколлективной коммуникации. Поскольку все слова обладают более или менее заметной окраской в зависимости от стиля мышления, и эта окраска меняется, когда слова переходят из одного стиля в другой, постольку слово переходит от одного мыслительного коллектива к другому, изменяя определенным образом свое значение. Примером может служить трансформация значений таких слов, как «энергия», «сила» или «эксперимент», когда их употребляют физики или, скажем, филологи, или спортсмены, «объяснение» в смысле, привычном для философа или химика, «луч» — для художника или физика, «закон» — для юриста или ученого-естественника и т. д.