Тем не менее, современные ученые (или, по крайней мере, большинство из них) находятся под давлением этого понятия и не могут мыслить иначе. Оно оказывает свое воздействие на всю патологию и бактериологию. Последняя становится областью медицины и почти утрачивает свою связь с ботаникой. Стиль мышления общей патологии и бактериологии становится небиологическим, что проявляется как в методологии этих наук[168], так и в узости проблемного поля, ограниченного медицинскими применениями.
Нечто весьма похожее происходит с современным понятием химического элемента, основанным на весовых соотношениях. И это понятие также является результатом действительно коллективного труда, начало которому было положено в ходе эзотерической коммуникации, инициированной отдельными индивидуальными работами. В итоге оно стало элементом систематической, лишенной личностных нюансов науки учебника. «Со времен Бойля попытки изменить некоторые вещества тай, чтобы при этом не увеличивался их вес, оказывались безуспешными. Так, все изменения, которым может подвергаться железо, связаны с увеличением веса… Постепенно выяснилось, что, по крайней мере, семьдесят различных веществ следует в этом смысле считать элементами…»[169]. Много нового в развитие понятия элемента внес Лавуазье, точнее эпоха Лавуазье, которая научила нас считать весовые соотношения постоянными. Оствальд, говоря об этой эпохе, упоминает «странное психологическое явление, которое часто случается в моменты значительного прогресса в науке»[170]. Именно Лавуазье своей теорией горения и законом сохранения массы обеспечил идее о том, что весовые соотношения имеют решающее значение для определения понятия химического элемента, необходимую поддержку. И тот же Лавуазье наряду с весомыми элементами материи признавал невесомые (тепло и свет), «становясь тем самым в оппозицию собственной идее». Оствальд полностью разделяя индивидуально-психологическую точку зрения, объясняет эту удивительную ситуацию чисто психологически, утверждая, что часто, «когда надо сделать последний шаг, чтобы укрепить новую идею в ее споре со старыми, сами творцы новой идеи либо не замечают этого, либо не в состоянии это сдедать». Это происходит, считает он, из-за усталости исследователя, у которого уже не остается сил для того, чтобы окончательно доработать свою идею. Я думаю, что изложенные выше наблюдения ясно показывают несовпадение между тем, как идея предстает в ретроспективном анализе, и тем, как она выглядит в представлениях ее «авторов» (репрезентативных исследователей). Это объясняется просто тем, что не отдельный индивид, а мыслительный коллектив является подлинным творцом новой идеи. Как я уже не раз под» черкивал, коллективная переработка некоторой идеи приводит к тому, что когда изменяется стиль мышления, проблема, поставленная ранее, уже не вполне ясна. Современное понятие химического элемента, как известно, имеет свою предысторию, которая так же, как история этиологического понятия заболевания, может быть прослежена вплоть до мифических времен. И в этом случае современная версия, изложенная в учебниках, сформирована в иных мыслительных коллективах, в экзотерических кругах и в ходе эзотерической коммуникации идей. Такие примеры, число которых можно умножить, делают особенно очевидной роль науки учебника: она производит отбор, смешивание, подгонку и соединение экзотерического знания, знания, берущего начало в иных мыслительных коллективах, и знания строго специального в единую систему. Возникающее таким путем понятие становится доминирующим и обязательным для каждого специалиста-эксперта. Первоначальный сигнал сопротивления впоследствии становится ограничением свободной мысли, которое и определяет, о чем «ельзя мыслить иначе, что должно быть опущено или не замечено, а где, напротив, следует искать с удвоенной энергией. Готовность к направленному восприятию консолидируется и приобретает определенную форму.
168
Это отрицание морфологии, биологических свойств бактерий; предпочтение исследований чистых культур и отказ от исследования популяций, ошибки таксономии и т. д.
169
170