Перечисленные здесь характеристики свойственны всем старым анатомическим описаниям, даже в еще более выразительной и яркой форме. Встречается анализ терминов, занимающий полстраницы с цитатами, дискуссиями, выводами, перечислением различных мнений. В «Анатомии» Везалия, изданной фонтанусом[181], в разделе о бедренной кости анатомическому строению в современном смысле этого слова посвящено всего 31 слово, зато 135 слов посвящены описанию термина «femur», как он встречается у Плиния, Плавта, Вергилия, Горация и др. У Бартолина читаем: «Ventriculus dictus quasi parvus venter» (s. 66), или «Testes seu testiculi, quasi attestantes virilitatem» (s. 208), или «Cor a currendo ob motum dictum» (s. 353). Здесь термин имеет совершенно иное значение, чем сегодня, он вовсе не случаен или произволен, его определение исторически обусловлено: в самом термине заложен непосредственный смысл и его исследование является частью знания о том, что им называется; имя есть важное свойство того, что именуется.
Характерна особая графичность старых анатомических описаний и иллюстраций. Мы видели это в описании ключицы. А вот как Бартолин пишет о почке: «Figura est phaseoli, item folii asari, si planam superficiem spectes. Exterius in dorso seu ad ilia gibbosa et rotunda est figura; inferius ad partem supremam et imam gibba, sed ad mediam concava et sima» (s. 177). В анатомических книжках XVII и XVIII веков можно найти совершенно роскошные графические изображения человеческой иннервации и человеческих внутренностей, которые было бы напрасно искать в новых учебниках. Но эта графичность окрашена особым образом: фигуры скелетов — это не просто кости, или костная система; они являются эмоциональными символами смерти, в руках они держат лопаты, косы или другие знаки смерти[182].Фигуры людей с обнаженными мускулами изображены в виде мучеников, другие фигуры также изображены в патетических позах. На их лицах не пустое выражение мертвеца, они изображены не схематически, как на современных иллюстрациях; это выразительные, характерные, скульптурные лица. Если изображен еще неродившийся ребенок, пропорции его тела и положение членов скорее похожи на то, как изображались купидоны: маленькая голова, члены сложены в умильной позе, вовсе не напоминающей свернутую фигуру эмбриона[183]. Рассматривая наиболее старые анатомические рисунки[184], мы поражаемся прежде всего их примитивно-символическим и схематическим видом. Схемы одинаково условны, органы изображены символически, например, как круговой проток в грудной клетке, который должен символизировать протекание воздуха в груди или схематическое 5-дольное изображение кишечника. Это идеограммы (Sinnbilder), которые соответствуют распространенным в то время идеям, а не формам природы, как мы их теперь понимаем. Например, на изображениях клубка внутренностей мы не видим определенного количества правильно уложенных слоев, а видим только ряд спиралевидных линий, символизирующих внутренности[185]. Невидим также точного изображения мозговых извилин, в видим только «сморщенную поверхность мозга»; не видим определенного числа ребер, а видим некую «ребристость» (грудной клетки)[186]; мы не видим точно разделенных слоев в разрезе глаза, а видим только схематически изображенную многослойность, что делает рисунок похожим на изображение разреза луковицы[187].
Это идеограммы, т. е. графические изображения определенных идей, смыслов, понятий; через них смысл предстает как свойство изображаемого объекта.
С таким идеовидением (Sirai-Sehen), возможно, связана детально разработанная телеология как стремление найти смысл в каждой детали. В книге Фонтануса мы читаем: «Inferiores vero costae breviores sunt, ne ventriculus repletus nimium comprimatur, et eandem ab causam molliores» (s. 7). Костные швы черепа предназначены для выведения «vapores» (испарений) (s. 3). То, что пальцы имеют три фаланги, что хрящевые кольца трахеи не полностью замкнуты и т. д. — все эти детали имеют, так сказать, непосредственное целевое назначение.
Понимание анатомических иллюстраций как идеограмм тем более напрашивается, чем более чужд нам стиль мышления автора, чем более отдалена от нас его эпоха; в средневековых персидских или арабских рисунках мы видим теперь только схематический язык знаков и почти ничего реалистического. Различие между каким-либо из этих чуждых нам стилей мышления и современным стилем заключается не в том, что мы знаем больше: о том, что в их действительности обладало большей ценностью, чем в нашей, они также могут сказать больше нашего. Так, у Бартолина мы находим раздел «de ossibus sesamoideis» (s. 756), который несколько длиннее, чем раздел «de musculis cervicis seu colli», и состоит из количества слов примерно в 20–30 раз большего, чем то, какое используют современные анатомические справочники в описаниях этих косточек»[188].
181
And.
182
См. рис. 3. Есть особая обязательная ментальная ассоциация между скелетом и смертью. «По-моему, когда духи. или ночные тени страшат человека, они являются ему в виде скелетов» (
188
Толдт пишет: «Сезамовидные, или суставные, кости являются костными, чаще всего мелкими включениями в сухожилия».