Так, шаг за шагом, возникает определенная структура, которая от исторически конкретной уникальности мысли [Entdeckung], от открытия, благодаря специфическим силам мыслительного коллектива, становится чем-то необходимым, воспроизводимым, т. е. объективным и действительным познанием [Erkenntnis].
Общий дисциплинирующий настрой научного мышления, складывающийся из перечисленных элементов, связанный с практическими средствами и результатами, создает особый стиль научного мышления. Хорошие, т. е. выполненные в соответствии со стилем работы немедленно вызывают у читателя чувство солидарности, и именно оно позволяет уже после нескольких фраз высоко оценить целую книгу, делает ее воздействие эффективным. Лишь затем приходит черед проверкам различных частностей: могут ли они соединиться в систему, т. е. последовательна ли данная реализация стиля мышления, в особенности же — соответствует ли эта процедура установленной традиции (скажем, подготовки исследователя). Все это должно легитимизировать научную работу в качестве того, что может быть присоединено к корпусу научного знания, и превращает ее содержание в научный факт.
СТАТЬИ
СТАТЬИ ЛЮДВИГА ФЛЕКА:
НАУКА И СРЕДА (1939)
ДИСКУССИЯ С Т. БИЛИКЕВИЧЕМ (1939)
ПРОБЛЕМЫ НАУКОВЕДЕНИЯ (1946)
НАУКА И СРЕДА[191]
Проблема зависимости науки от эпохи и социальной среды в наше время особенно актуальна. Дело не только в зависимости труда научных работников от социальных условий и не в том, что эти условия могут ускорять либо замедлять развитие науки. Речь идет о зависимости самого содержания науки, ее проблем и даже фактических данных. Конечно, обе эти зависимости науки от социальной среды и эпохи связаны между собой, поскольку изменение условий труда не может не сказываться на его результатах. Но людей науки больше всего интересует и беспокоит связь между научными воззрениями и характером социальной среды.
Историки философии издавна рассматривали философские системы на общем фоне культурной эпохи, учитывали связи между философией и природными условиями той или иной страны, ее искусством или политикой в конкретные исторические периоды. Но историки науки все же продолжали верить, что, по крайней мере, некоторые элементы «подлинной науки» не зависят от места и времени. «Подлинная», т. е. эмпирическая наука, вырастая и развиваясь с XVI века до триумфов XIX и XX веков, сама определяет свое собственное содержание.
Между тем сами ученые, специалисты из различных областей знания, все чаще признают, что содержание научных воззрений обусловлены средой, в которой они развиваются. Я напомню работу Э. Шредингера «Ist die Naturwis senschaft milieubedingt?» (1932)[192], в которой этот выдающийся физик показывает родство современной физики с некоторыми чертами современного искусства [Die reine Sachlichkeit] или с некоторыми особенностями нашей общественной жизни [Methodik der Massenbeherrschung teils durch rationelle Organisation, teils durch fabrikmassige Vervielfaltigung; Die statistische Methode em Charakterzug unserer Zeit и т. д.].
Напомню еще о Я. Дембовском, его интересной статье об эволюционной теории в биологических науках, где автор доказывает, что «наука — не тепличный цветок, выращиваемый в полной изоляции от мира. Она творится людьми, живущими в обществе, и значительные общественные явления не могут не оказывать сильного и постоянного воздействия на человеческую психологию, а следовательно, и на психологию ученого»[193].
Проблема связи между наукой и культурой целой эпохи изящно и подробно рассмотрена Т. Биликевичем в книге «Эмбриология в эпохи барокко и рококо», где прослежены параллели «между понятиями этой дисциплины и соответствующими культурными реалиями»[194]. Эта работа позволяет «с вполне специальной точки зрения пролить свет на сложное и загадочное явление интеллектуальной жизни». Как только в переходный период между барокко и рококо начинает ослабевать политический абсолютизм, вместе с влечением к индивидуальной жизненной свободе, в эмбриологии появляется открытие сперматозоидов, в которых усматривали независимую vita propria[195] живых существ (анималькулисты Левенгук, Хартсукер, Эндри и др.). С ростом общественной роли женщин (кое-кто даже называл XVIII век «веком женщин») приходят овисты (Валлиснери, Бурже), а «Бюффон пошел в признании равенства полов так далеко, что даже якобы обнаружил женские сперматозоиды»[196]. Борьба преформизма с эпигенетизмом, витализма с механицизмом происходила на определенном политическом, художественном, философском и культурном фоне[197]. Каждый этап в развитии науки формируется под влиянием всего многообразия факторов и явлений культуры данной эпохи.
191
Перевод с польского выполнен по изданию:
192
Русский перевод:
193
Я. Дембовский (1889–1963) — выдающийся польский психолог, президент Польской Академии наук (1951–1956), иностранный член АН СССР (1958). В тексте нет библиографической отсылки, неясно, о какой именно статье Дембовского идет речь. —
194
196
Анималькулисты, овисты — представители соперничающих в XVII–XVIII веках направлений в эмбриологии; анималькулисты полагали, что взрослый организм предобразован в сперматозоиде, овисты — в женской половой клетке, а развитие зародыша сводится только к увеличению в размерах. —
197
Преформизм — учение о наличии в половых клетках материальных структур, предопределяющих всю полноту признаков развивающегося из них организма. Эпигенетизм — противоположное преформизму учение о постепенном и последовательном новообразовании органов и частей зародыша из бесструктурной субстанции оплодотворенного яйца. Витализм — объяснение биологических явлений наличием в организмах нематериальной, сверхъестественной силы. Механицизм — здесь: учение о принципиальной объяснимости биологических явлений через физические (механические) закономерности неживой природы. —