Преобладание этого модернизированного и более интенсивного рабовладения, распространенного римлянами в Италии по мере оккупации ими обширных сельскохозяйственных территорий и организации на них развитых рабовладельческих хозяйств, и привели, вероятно, к окончательному упадку этрусскую экономику и культуру[47]. [116]
Глава пятая.
Традиционные данные о неравноправных и зависимых лицах и источники рабства в древнем Риме
В древнеримской исторической правовой, агрономической и т. п. литературе понятие о рабах усложняется наличием целого ряда состояний, промежуточных между свободой и рабством, переходы между которыми достаточно неопределенны и неуловимы. Если понятие plebs urbana связывается с представлением пусть о неполноправных, но все же о юридически свободных людях, то понятие plebs rustica несомненно даже и в позднеимператорское время включает в себя представление о вполне зависимом крестьянстве, не лишенном, однако, видимости личной или общинной собственности, с одной стороны, с другой же — о рабах, поставленных в положение колонов, т.е. опять–таки наделенных известной долей самостоятельности и свободы действий[1].
Для древнейшего же периода представление об архаическом рабстве усложняется еще и тем, что наряду с ним существует, как очень близкое ему и весьма распространенное [117] явление, институт патроната–клиентелы, предполагающий, видимо, различные степени фактической зависимости клиента от патрона. Кроме того, существует положение «терпимой свободы»[2], распространяющееся на всех hostes, т.е. попавших в сферу римского владения чужеземцев[3]. Не менее существенно впрочем и то, что в рамках гентильного права, господствовавшего в римской социальной практике вплоть до IV—III вв. до н.э., понятие liberus весьма близко соответствовало понятию libertus и существовало юридически как обозначение родича–домочадца, находящегося по отношению к pater familias в состоянии объекта не dominicia potestas, a patria potestas[4]. Практическая же разница между этими юридически совершенно не одинаковыми состояниями могла сводиться к нулю, имея в виду свободу для pater familias продажи (или отдачи в аренду) filius familias, быть может, даже и без тех ограничений, какие были наложены на нее законами XII таблиц[5].
Вызываемая неопределенным характером самих зависимых социальных состояний и отсутствием сколько–нибудь определенных и четких границ между ними, терминологическая путаница свойственна не только исторической, агрономической и другой литературе, но также юридическим сочинениям и эпиграфике. Уже отмечалось, что римляне, так же как и греки, не всегда и далеко не отчетливо различали разные степени зависимости и подчинения. Юридически вольноотпущенник в известном отношении приравнивался к рабу (равенство в некоторых случаях юридического положения servus и libertinus (libertus) вытекает из текста lex Cincia 204 г. до н.э.,[6] где речь идет о quis а servis quoque pro servis servitutem servierunt — место, к которому Павел добавляет: servis libertini continentur). Возникновение этих юридических норм относится к эпохе начальной [118] республики, если не ранее. Моммзен[7] полагает, что упомянутые нами выше рабы–ремесленники из Калес, Рима и других мест в действительности были вольноотпущенниками, поскольку надписи, составленные ими, ставят их в положение известной хозяйственной и юридической самостоятельности. Мысль эту следовало бы признать справедливой, если бы не были известны другие (на греческой и римской почве) эпиграфические памятники, касающиеся рабов, обладавших не меньшей, а то и большей юридической и экономической активностью[8].
47
Т. Франк (САН, VII, стр. 658) на основании данных ценза 225 г. до н.э., сообщающего для Этрурии сравнительно небольшую цифру, высказывает предположение о низведении римлянами этрусских пенестов до состояния рабов, следствием чего должно было стать известное обезлюдение Этрурии.
1
Panegyrici, III (XI), 10, 2: Tunc Poeno (Ганнибал) ex summio Alpibus viso Italia contremuit pecu agroque deserto, omnes familias rusticanae silvas et ferarum cubilia petivere. В этом позднем тексте, имеющем в виду отношения эпохи Ганнибала, речь идет о сельском населении Италии вообще с применением к нему понятия familia rustiсапа. Необходимо при этом принять во внимание, что слово familia не только в литературе, но также и в эпиграфике применялось не всегда лишь к рабам, но всегда по отношению к зависимым людям (ср. R. Е. Georges. Ausführliches lateinisch–deutsches Handwörterbuch, I. Leipzig, 1879, стб. 2493, s. ν. familia).
2
Выражение Моммзена: tolerierte Freiheit (Th. Mоmmsen. Das Römische Staatsrecht, III, 1. Leipzig, 1887, стр. 716 сл.).
3
Hostis — обозначение, прилагавшееся к тем, кого впоследствии стали именовать перегринами (Тh. Mоmmsen. Das Römische Gastrecht und die Römische Klientel. Römische Forschungen, I. Berlin, 1864, стр. 326 сл.).
4
Моммзен замечает, что по иронии судьбы слово liberus, долженствующее означать свободное состояние, первоначально выражало собой именно состояние зависимости домочадца от pater familias (Τh. Mоmmsen. Das Römische Staatsrecht, III, 1, стр. 62 и прим. 3).
8
И при всем этом Цицерон все же замечает (Ер. XXX — ad Qu. Fr., I, 1; IV, 13), что «предки повелевали отпущенниками почти как рабами». Возможно, впрочем, что упомянутые выше pro servis включали в себя также и свободнорожденных людей, принимавших на себя рабские обязанности за жалование или на каких–либо иных условиях. Подобные случаи, хотя и для более позднего времени, известны. Но в данной связи для нас интересно приравнивание в юридической терминологии всех этих разнообразных явлений в некоторых отношениях к рабству.