Что же касается специфических форм рабства, связанного с индивидуальной (а иногда, быть может, даже коллективно–общинной) обработкой земли, которые так широко распространились по Римской империи под названием колоната, заменяя повсеместно рабовладельческое хозяйство, основанное на эксплуатации familia rustica, то они, несомненно, существовали, как было отмечено выше, достаточно широко и в значительно более древние времена. Колумелла, имея в виду героические времена, не боится впасть в анахронизм, употребляя по отношению к этим сельским плебеям или поставленным в их положение рабам, [138] наименование колонов[50]. Этот же термин употребляет по отношению к жившим на римских землях мелким и зависимым земледельцам и Катон[51]. А поскольку труд его, как мы говорили, опирается на традиции III в. до н.э., он не только указывает на реальность колоната для этой эпохи, но и до известной степени подтверждает правильность его употребления Колумеллой по отношению к еще более ранним временам.
Весьма примитивные формы принимали отношения, складывавшиеся между римским государством и поселенными им на землях империи на правах dediti варварскими племенами. В качестве колонов императора они наделялись землей, не являвшейся их собственностью, которую они обрабатывали за известную часть урожая и не имели права покинуть. Начиная со II в. н.э. и позже такого рода поселенцы из числа захваченных варваров распределялись в Италии и провинциях между крупными землевладельцами в качестве рабов–колонов. Так, уже Марк Аврелий поселил в Италии известное количество германцев и сарматов, взятых в плен во время Маркоманнской войны[52]. В более позднее время поселение пленных или отдавшихся под защиту Рима германо–сарматских варваров производилось настолько широко, что многие древние, а за ними и новые авторы видели в этом явлении начало колоната вообще[53]. В подобной форме эксплуатации захваченных в плен или по иным причинам подневольных и порабощенных людей приходится видеть отнюдь не новшество, но возрождение тех отношений, какие складывались в Италии в эпоху ранней республики при использовании захваченных Римом земель, населенных латинскими или родственными латинянам племенами. Объясняется это, вероятно, тем, во–первых, что подобные примитивные отношения в глубинных пунктах империи и даже Италии никогда, быть может, до конца и не исчезали, а во–вторых, примитивный социальный и культурный уровень захваченных в плен в эпоху империи [139] восточноевропейских варваров вызывал к жизни и эти более примитивные и древние способы их использования и эксплуатации.
В клиентеле, которая существовала в Галлии в эпоху Цезаря, также позволительно видеть не позднюю римскую клиентелу, лишенную в значительной степени реального содержания, а именно ту раннюю ее форму, которая предполагала прямую эксплуатацию клиента его патроном в качестве земледельца, сидящего на принадлежащей патрону земле и обязанного ему частью урожая[54].
В особенности ввиду своего примитивного характера интересны в данной связи древнегерманские литы, в Галлии называвшиеся летами[55]. Тацит[56] характеризует их как рабов (порабощенные, завоеванные племена) древних германцев, находившихся с ними в отношениях господства — подчинения, весьма схожих с отношениями древнеримского патроната — клиентелы. Рабы германцев обрабатывали определенные участки земли и были обязаны своему патрону частью урожая, подобно древнейшим римским клиентам–колонам. При этом древнегерманские общинные старшины, так же как и древнейшие римские patres, обладали по отношению к своим рабам–земледельцам весьма значительной властью, вплоть до распоряжения их жизнью. Власть эта ограничивалась, или вернее смягчалась, после того как раб становился литом (или альдием), т.е. вступал со своим патроном в определенные отношения, подобные римской клиентеле[57].
50
Сolum. De r. r., I. Praef., 17. На вероятное широкое бытование этого термина в древнейшее время указывает, в частности, обозначение колониями создававшихся вне Рима общин римских или латинских безземельных граждан, определенной целью которых была обработка надельной земли.
54
Сaes., В. G., I, 4. Цезарь различает фамилию (в составе около 10 тыс. человек), клиентов и должников (omnem suam familiam ad hominem milia decern, undique coegit et omnes clientes oberatosque suos). Возможно, что эти обозначения соответствовали реальным отношениям зависимых гельветов Оргеторига к своему владыке.
57
О. Seeсk. Geschichte des Untergangs des antiken Welt, I4. Stuttgart, 1921, стр. 393 сл.; ср. он же, in: PW, RE, IV, стб. 495.