Имгадами некоторые племена становились сразу и в полном составе в результате военного поражения. Рабы же, захваченные или купленные, становились имгадами обычно далеко не сразу, а лишь в результате постепенного высвобождения из рабства.
Имгады были обращаемы в состояние зависимости, связаны этим состоянием и ответственны наложенными на них повинностями перед туарегами коллективно. При этом благородные туареги считались покровителями своих имгадов, которые являлись их беспрекословными союзниками на войне[66]. В связи с этим имгады обладали собственным вооружением. Среди имгадов имелись и племена туарегов, которые и попадали в число имгадов и высвобождались из него военным путем в результате ослабления или усиления своего физического и экономического потенциала. Имгады, подобно благородным туарегам, имели право ношения покрывала на лице (чего не имели права делать другие зависимые категории), но цвет этих покрывал был черным в отличие от белых покрывал владетельных туарегов. Власть над имгадами (и в частности суд) осуществлялась у туарегов вождями их кланов, но не прямо, а через посредством старейшин родов и кланов имгадов. Участвуя в военных действиях, имгады могли захватывать рабов и владеть ими, но не имели права отчуждать или освобождать их без разрешения владетельных туарегов, являвшихся истинными владельцами этих рабов[67].
Что же касается тиббу Тибести, подразделяющихся в племенном отношении на теда и даза, говорящих на несколько отличных диалектах, то они занимаются, как правило, скотоводством сами, почитая это занятие единственно [143] благородным[68]. Прочие занятия они презирают и предоставляют их племенам, находящимся у них в той или иной степени зависимости. Так, при них существовало племя (или племена) азза, жившее небольшими кланами или родами. Они — охотники, кузнецы, кожевники, а их женщины изготовляют посуду и плетут корзины. В этническом отношении азза родственны тиббу и мало чем от них отличимы. Но их социальное положение являлось весьма приниженным и полностью подчиненным.
У тиббу существовала и полурабская социальная категория — камаджа, объединявшая в себе земледельцев–автохтонов пальмовых рощ и освобожденных из рабства пленников. Они занимались сельским хозяйством и были обязаны своим владельцам частью урожая[69]. Имелись также потомки рабов, именуемые тийенями, жившие при владельцах и занимавшиеся домашним хозяйством или уходом за стадами. Происходя от пленников или покупных рабов, они разнообразны в племенном отношении и в большинстве случаев отличны от тиббу. Рабов же своих тиббу нередко калечат, дабы воспрепятствовать их бегству: рубят им пальцы, уши или втыкают в ноги большие колючки акации. Но рабы, занятые на сельскохозяйственных работах, находятся в значительно более свободном положении, чем рабы–скотоводы[70].
Шапелль полагает, что описанные им социальные отношения у тиббу были уничтожены только в 30–е годы XX в., да и то лишь формально.
Бриггс[71] присовокупляет, что рабы у племен Сахары (туарегов, тиббу и др.), хотя и становились в последующих поколениях официально свободными, но фактически продолжали весьма зависеть от своих прежних владельцев, закабалявших их или долговыми обязательствами или внеэкономическим порядком.
У племени мехадма в области Уаргла (в Сахаре, у южных границ Алжира) имеются в настоящее время так называемые вусфаны (множественное число от vusif — раб–негр) — социальная категория, образовавшаяся из потомков рабов. Вусфаны, подобно древнеримским [144] вольноотпущенникам, принимают патронимы своих прежних владельцев[72].
Все приведенные наблюдения показывают, что рабство у племен Сахары, так же как и у древних германцев, галлов или в Римской империи у захваченных римлянами и поселенных на территории империи более примитивных в социально–культурном отношении германо–сарматских племен, носило достаточно патриархальный характер прежде всего в смысле степени его хозяйственной интенсивности. Разнообразие же степеней зависимости подвластных друг другу племен или социальных категорий, вырванных из своей племенной среды, преимущественно коллективный характер рабовладельческих (или патронатно–клиентских) отношений, сравнительная легкость перехода из одной категории зависимости в другую, а также цепкость и консервативность самого способа принуждения — все это в значительной степени приближается к описанным нами древнеиталийским социальным состояниям и относящимся к ним традиционным данным, пониманию которых выше приведенные историко–этнографические факты в известной мере способствуют. [145]
72
«Las Mekhadma. Etude sur l'évolution d'un groupe humain dans le Sahara moderne». Paris, 1960, стр. 19.