Глава шестая.
Ранние римские государственные установления в свете социальной эволюции общины
Вполне допустимо думать, что первоначальные отношения между этрусками и латинянами так же были отношениями господства и подчинения, как и отношения этрусков с умбрами или же с завоеванным ими кампанским населением. В легендарном рассказе Дионисия Галикарнасского о поведении царя тирренов Мезенция в отношении покоренного им сына Энея и царя латинян Аскания содержатся черты, имеющие несомненную историческую ценность, поскольку они, по–видимому, соответствуют реальным отношениям этрусков и латинян в те отдаленные времена, когда последние находились в подчинении у первых. Такое положение вещей, хотя, быть может, и не очень прочно, все же должно было иметь место в VII—VI вв. до н.э. Без допущения этого непонятно наличие богатейших этрусских гробниц второй половины VII в. до н.э. в Палестрине и Тиволи, равно как и утверждение этрусской династии в Риме.
Дионисий Галикарнасский[1] сообщает, что царь тирренов среди других тяжелых и позорных условий, наложенных на латинян Аскания, как на народ им порабощенный, отдал распоряжение о сдаче латинянами тирренам всего [146] вина, производимого в Лации. Этот акт весьма напоминает отношения между племенами–победителями и порабощенными племенами, о чем шла речь несколькими страницами выше.
В этом же смысле должно быть истолковано сообщение традиции о запрещении клузинским царем Порсеной по завоевании им Рима употребления железа, за исключением лишь одних сельскохозяйственных орудий[2]. В этой форме, видимо, традиция сохранила известие о порабощенном состоянии Рима по отношению к Клузию, царь которого стремился свести римлян к положению своих сельскохозяйственных клиентов–пенестов, лишив их возможности пользоваться собственным оружием. В результате выработавшейся при исполнении этого договора (foedus) привычки, римляне, по словам Плиния, пользовались в древности для письма не металлическими, а костяными стилями. В этих полуанекдотических сообщениях следует видеть иносказания, построенные римскими анналистами на материале этрусской исторической традиции, сообщавшей об отношениях Рима и Клузия в эпоху царя Порсены[3].
Таковыми же следует предполагать отношения римлян со своими соплеменниками латинянами и ближайшими родственниками сабинянами, вольсками и другими соседними племенами, из числа которых рекрутировалось население самого Рима и его сельскохозяйственной территории по мере ее расширения посредством завоевания и ликвидации соседних общин.
Уже указывалось, что таково было и происхождение римского плебса, точнее той чужеродной части общины, которая получила известные политические права, но оставалась фактически в весьма тесной и тяжелой зависимости от патрициев, делавшей ее положение мало в чем отличным от рабства, а переход в это последнее состояние весьма легким и неуловимым.
Борьба, ведшаяся политически активными элементами низших общественных слоев Рима: вольноотпущенниками, получившими гражданские права и добившимися определенной экономической самостоятельности, и представителями римского плебса, по тем или иным причинам свободными от отношений клиентелы, — как известно, нашла свое [147] выражение в целом ряде конституционных перемен, постепенно определивших лицо республиканского Рима. Перемены эти начались, собственно, еще в царскую эпоху и ими отмечается весь путь римской общины от родового строя к государству. Они дают себя чувствовать уже в тех мерах, посредством которых первые римские цари – вожди племенных дружин, утвердившиеся на римских холмах, содействовали увеличению населения будущего города и усилению его хозяйственной мощи за счет пришлых, безродных и беглых элементов, во многих случаях вчерашних рабов. Меры эти римские цари принимали, вероятно, не без влияния примера великогреческих и сицилийских полисов, тираны которых, опиравшиеся на демократические элементы вооружали иногда рабов и зависимых земледельцев из числа местного населения[4], о чем речь уже была подробнее выше. Легенда, пересказанная Титом Ливием, о создании Ромулом asylum'a (убежища для рабов и беглецов) близ римского Капитолия inter duos lucos[5] отражает, несомненно, именно эту сторону деятельности римских царей по укреплению своей власти за счет привлечения пришлых демократических элементов. Легенда эта переплетается отчасти с легендами, связанными с основанием великогреческих Локр и Тарента — полисов, основанных выходцами из Пелопоннеса, являвшимися в большинстве своем беглыми, женившимися на свободных женщинах, рабами[6].
1
Dion. Hal., I, 65. В подтверждение историчности этой черты переданного Дионисием легендарного рассказа об Аскании и Мезенции может быть привлечено сообщение Диодора (V, 13, 4) о дани, налагавшейся этрусками на порабощенных ими жителей о–ва Кирн (Корсика). Корсиканцы обязаны были этрускам смолой, воском и медом. Непосредственно вслед за этим Диодор упоминает о корсиканских рабах, видимо, также являвшихся предметом дани этрускам.
3
Ср. E. Pais. Histoire romaine. Paris, 1926, стр. 83; G. D e Sanctis. Storia dei Romani, I. Firenze, 1956, стр. 434.