Выбрать главу

Существенной чертой этого древнего сакрально–царского права в отношении рабов была его близость к праву «свободных» (liberi). Моммзен подчеркивает, что обозначение этим словом родичей и домочадцев как бы лишь еще более удостоверяет их зависимое положение[3]. И действительно, в предварение закона XII таблиц, устанавливающего троекратное право для pater familias на продажу filius familias, после чего последний мог получить эманципацию и выйти из рода, мы находим традиционное сообщение о том, что царь Нума Помпилий ввел закон, запрещающий продажу женатых сыновей фамилий[4]. [162]

Эти аналогии в правовом положении зависимых и свободных членов фамилии утверждают единый источник права для лиц той и другой категории и показывают его предпосылки в обычаях разлагающегося патриархального рода. Подобный параллелизм в правовом положении раба и свободного домочадца может быть прослежен и далее: emancipacio — единственный способ освобождения для filius familias от власти домовладыки — совершалась тем же порядком, что и manumissio — единственный легальный способ освобождения на волю раба. Оба акта предусматривали одинаковую гражданскую процедуру с участием соответствующих магистратов. Политическое положение освобожденного раба (libertus)[5] и эманципированного домочадца (liberus) во многих чертах было сходно в эпоху разложения родового правопорядка: и тот и другой в общественном отношении был связан известными ограничениями, поскольку находился в отрыве от рода и курии; практически он мог найти поддержку лишь у какого–либо патрона[6].

Выше уже отмечалось, что царское право в его желании обеспечить известную гражданскую поддержку лицам, [163] стоящим вне рода, ради привлечения их на сторону царя в его антагонистических отношениях с патрициатом, вступало в противоречие с правом гентильным и в вопросах, касающихся положения зависимых членов общины (в древнейшее время, как мы знаем, и рабы в определенном смысле принадлежали роду и общине). Эту же противоречивость обнаруживают законы XII таблиц, сохранившие многие черты древнего гентильного права и в то же время зафиксировавшие первые успехи плебса, означавшие победу нового республиканского строя. К таким победам относится прежде всего признание юридической правомочности пролетариев, т.е. лишенных недвижимости граждан (I, 4), политическая правомочность которых выражена в центуриатном строе, предусматривающем дополнительные центурии пролетариев.

Однако применительно к основным социальным категориям и их взаимоотношениям децемвиры — составители законов XII таблиц — выступают как охранители древних консервативных норм. В этих законах подтверждены отношения патроната и клиентелы (VIII, 21). При этом закон оговаривает лишь сакрально–юридическую сторону этих отношений, диктуя патрону его обязанности в отношении клиента и предполагая обязанности клиента по отношению к патрону ясными без каких–либо оговорок и не подлежащими каким–либо правовым ограничениям[7]. К тому же в связи с преступлениями патрона в отношении клиента Таблицы не предусматривают судебного преследования, а [164] лишь подтверждают установленную обычным правом религиозную ответственность (patronus si clientem fraudem tecerit sacer esto). Этим в законах XII таблиц утверждается древнейшая форма патроната и клиентелы, ставящая клиента в полную зависимость от патрона, который в своих действиях обязан был исходить лишь из моральных установлений сакрального права. Ко времени составления XII таблиц реальные отношения патроната–клиентелы уже должны были претерпеть известные изменения, связанные с введением центуриатного строя, в результате чего любой гражданин рассматривался в правовом отношении вне зависимости от его социального состояния, а лишь по имущественному признаку. Различая терминологически свободного, но подчиненного власти домовладыки общинника, клиента и раба, законы XII таблиц ставят их во многих отношениях в равные или близкие к таковым юридические условия.

Налагая за членовредительство, причиненное рабу, сумму штрафа, равную половине штрафа, предусмотренного за членовредительство свободного (VIII, 3: 300 и 150 ассов), законы XII таблиц приравнивают в какой–то мере раба к свободному, не устанавливая между ними принципиального различия. Обстоятельство это также должно быть отнесено за счет архаичности права XII таблиц, рассматривающего раба с точки зрения патриархально–рабовладельческих норм, весьма неотчетливых и неопределенных в разграничении лиц зависимого состояния. Увеличение численности чужеземных рабов, широко продававшихся и покупавшихся на рынке, изменяло ранее существовавшие представления и способствовало распространению взгляда на раба как на вещь, взгляда, который, несомненно, в какой–то мере существовал уже и в эпоху создания XII таблиц, если судить по современным им древнегреческим правовым нормам. В Риме же юридическое оформление подобные представления получают лишь в III в. до н.э., к началу Пирровой и Пунических войн, весьма способствовавших расширению италийского рабского рынка[8]. Относимый к 286 г. до н.э. lex Aquilia [165] исходит уже из принципиально новых представлений, объединяя в одно понятие раба и скот, он устанавливает штраф за убийство или членовредительство раба или домашнего животного в соответствии с рыночными ценами на них. В этом дает себя отчетливо почувствовать эволюция, происшедшая в римских рабовладельческих отношениях и связанных с ними правовых нормах на протяжении первых двух столетий существования республики.

вернуться

3

Th. Mommsen. Das Römische Staatsrecht, III, 1. Leipzig, 1887, стр. 62 сл.

вернуться

4

Dion. Hal., II, 27, 4.

вернуться

5

В эпоху ранней республики словом libertinus обозначалось второе поколение вольноотпущенников (Suet. Claud., 24), так же как словом deditii — второе поколение от dediti (ср., впрочем, Steinwenter, in: PW, RE, XXV, 1926, стб. 106; Th. Mоmmsen. Das Römische Staatsresht, III, 1, стр. 422, прим. 2).

вернуться

6

Согласно Дейбу (D. Daуbe. Two Early Patterns of Manumission. — JRSt, XXXVI, 1946, стр. 57 сл.), необходимо различать вопреки Моммзену, не видевшему существенной разницы между различными способами манумиссий (vindicta, testamento), две их основные категории — манумиссии по инициативе владельца и манумиссии censu по инициативе государства. Опираясь на Гая (Inst. Gai, I, 140), Дейб показывает, что освобождение по инициативе государства могло иметь место в отсутствие и даже помимо воли владельца. Разумеется, речь о подобном освобождении может идти лишь применительно к клиенту или рабу, находившемуся в коллективном владении. С манумиссией censu должна быть сопоставлена эманципация censu, относительно которой в Институциях Гая (I, 131) говорится, что в те времена, когда Рим выводил колонии с латинским правом, получавшие гражданство в этих колониях римляне автоматически освобождались от отцовской власти. С манумиссией censu должно быть сопоставлено также правило автоматического освобождения filius familias после третьей продажи. Акт манумиссии censu имеет в виду включение освобожденного раба в состав гражданства. Следует предполагать вопреки мнению Дейба, что эта форма манумиссии является древнейшим установлением такого рода, поскольку в основе ее заключается обряд принятия в члены общины рабов и клиентов, находившихся во владении у общины.

вернуться

7

М. Фойгт (M. Fоigt. Leges iregiaie. — «Abb. d. Sächsischen Gesellschaft der Wissenschaft. Phil. — hist. Classe», VII, Leipzig, 1876, стр. 573 сл.) находит у Дионисия Галикарнасского (II, 9, 3) подтверждение своего предположения о существовании древнего царского (приписывавшегося Ромулу) закона, регулировавшего отношения патроната и клиентелы в их первоначальной форме. Закон этот предполагал, по его мнению, взаимную священную ответственность сторон при его нарушении перед Зевсом Катахтонием (Aug. De siv. dei, VII, 23: Telluimoni sacer esto). Закон же XII таблиц, знающий лишь одностороннюю ответственность патрона при нанесении им материального ущерба клиенту (fraudem facere), представляется ему результатом деградации более справедливых и патриархальных отношений царской эпохи.

 Однако использованный Фойгтом и приведенный нами выше текст Дионисия Галикарнасского, вероятней всего, надо понимать только как идеализацию социальных отношений при Ромуле, противопоставляемую Дионисием грубой жизненной прозе, известной ему из истории греческих и римских отношений эпохи республики между землевладельцами и закрепощенными земледельцами–клиентами.

вернуться

8

Это не мешало, впрочем, уже, видимо, в достаточно раннее время возникновению судебных споров об определении юридического положения того или иного лица в качестве свободного или раба (causa liberalis). На это указывает наличие в законах XII таблиц (II,1 Gai, 4, 14) фиксированной минимальной суммы в 50 ассов для sacramentum'a — отходившего в казну залога, уплачиваемого при возникновении подобного судебного спора. Само наименование этого залога свидетельствует о глубокой древности процедуры, коренящейся в священном праве. Наличие этой статьи в законах XII таблиц свидетельствует также, с одной стороны, о достаточном распространении бытового рабства (по крайней мере уже в V в. до н.э., когда какое–то количество людей теряло свободу на основе частноправовых отношений), с другой же — о частоте таких случаев пребывания в рабстве, когда юридическая сторона вопроса могла оставаться недостаточно ясной.