В начале главы уже говорилось о том, что драматизированный рассказ Ливия о капуанском посольстве и последующем deditio этого города не более как искажение и приукрашение действительного факта римско–капуанского foedus'a, заключенного в 343 г. до н.э.[38] Объяснение его следует искать в том, что верхушка римского общества, так же как и латинских общин, искавших союза с Капуей, была привлечена в Кампанию соображениями коммерческого и политического характера, которые она, однако, стремилась облагородить и замаскировать. Беднейших же представителей римского и латинского плебса, входивших в состав римских гарнизонов, которые должны были охранять Кампанию от просачивавшихся в нее самнитов да и тех же латинян, составлявших гражданство кампанских общин и вышеупомянутых латинских колоний, привлекала туда надежда на добычу, возможность пограбить, а, может быть, и осесть на плодородной, не обремененной еще никакими налогами и долгами земле.
Таким образом, события 343–340 гг. в Кампании, известные традиции под именем I Самнитской и Латинской войны, должны рассматриваться в их непрерывной связи. Напоминаем, что «Оксиринхская хроника» помещает обе войны под двумя смежными датами и трактует их как связанные между собою события. Существенно также и прямое свидетельство Дионисия Галикарнасского о том, что направлявшиеся консулом Марцием Рутилом обратно в Рим ненадежные контингенты отказывались возвращаться на свои разоренные и обремененные долгами земельные участки[39]. О малоземелии и остроте аграрного вопроса в Риме в средние десятилетия IV в. до н.э. позволяют судить, с одной стороны, разделы земельных участков в Лации (ager Pomptinus) и в Южной Этрурии между римскими гражданами и создание новых сельских триб на латинской и кампанской территории; с другой стороны, об этом же свидетельствуют попытки аграрного законодательства, стремившегося ограничить крупные земельные захваты и ввести более справедливое распределение ager publiais, соединенные традицией с именами народных трибунов Лициния и Секстия, о чем речь уже была выше. [199]
Из всего изложенного следует, что так называемое восстание римских легионеров 342 г. до н.э., самый факт которого ставился некоторыми историками под сомнение ввиду запутанности, разноречивости и скудости традиционных данных, касающихся как самого восстания, так и связанных с ним событий I Самнитской войны, является, по–видимому, одним из актов длительной социальной борьбы низших слоев населения Рима (и Лация) с их рабовладельческой верхушкой, представленной в то время еще преимущественно патрициатом. В это движение вовлечены были и кабальные рабы, судя по словам Дионисия Галикарнасского[40] и Аппиана[41]. Прямая связь, в которую поставлено анналистикой движение кампанских легионеров с плебисцитом Л. Генуция, определенно свидетельствует о том, что дело не ограничилось волнениями в войсках, находившихся «не Рима, а соединилось с движением низших слоев городских жителей, быть может, вышедших навстречу и в поддержку восставшим войскам, как об этом позволяет догадываться один из упомянутых Ливием вариантов повествования о восстании, где речь идет о том, что народ оказался в момент прихода восставших войск в Петелинской роще, за стенами города[42].
Остается также догадываться, что движение 342 г. до н.э., может быть, лишь потому и не получило в древней анналистике такого же помпезного и изукрашенного изображения, как первая сецессия плебса, что в нем было слишком много реального драматизма и демократизма. Это и принудило анналистов скомкать и затушевать истинную картину движения и превратить по возможности ее описание в отвлеченный панегирик реальным или вымышленным вождям, имена которых позволили сообщить всему рассказу черты, заимствованные из laudationes знаменитых патрицианских и плебейских родов, прославившихся своим участием в сословной борьбе во времена как предшествовавшие, так и следовавшие за рассмотренными событиями. [200]
Глава десятая.
Революционные выступления мамертинцев в Мессане и кампанцев в Регии в 80–е годы III в. до н.э.
К значительно более позднему времени относятся сведения о двух событиях революционного характера, происшедших в греческих городах — Мессане на о–ве Сицилии и в Регии на юге Италии — в 80–е годы III в. до н.э. В обоих случаях зачинщиками этих событий были кампанские солдаты — в Мессане это были сиракузские наемники, отпущенные домой после смерти тирана Агафокла (в 289 г. до н.э.), в Регии — находившиеся на римской военной службе кампанцы и сидицины, составившие так называемый legio Campana[1], поставленный по просьбе регийцев[2] в качестве римского гарнизона в названном городе, для защиты его от соседних бруттиев и луканов.
38
С. J. Вelосh. Römische Geschichte, стр. 382 сл.; Ε. Pais. Storia di Roma dall'origini all'inizio delle guerre Puniche, IV, Roma, 1928, стр. 167 сл.
42
Liv., VII, 41, 3. Ввиду того, что в 342 г. до н.э. в связи с восстанием легионеров и присоединением к нему римского городского плебса всплыли многие политические вопросы, в частности вопрос о доступе плебеев к высшим магистратурам, названные события именуются иногда сецессией 342 г. (см. F. Аllheim. Italien und Rom, II. Amsterdam–Leipzig, 1947, стр. 383).
2
Dion. Hal., XX, 4, 10; Polyb., I, 7, 6 (ср. C. J. Beloch Griechische Geschichte, IV, 2. Leipzig, 1927, стр. 480).