Выше уже говорилось, что Фест сохранил совершенно отличную от всех прочих версию истории захвата Мессаны мамертинцами, восходящую к некоему Альфию, автору «Карфагенской войны». Этот Альфий, как показал К. Цихориус[22], жил не позднее времени Августа, а произведение его является скорее всего не историческим трудом, а эпосом, намек на что содержится, быть может, у Овидия[23]. Действительно, название Bellum Carthageniense представляется совершенно необычным для латинской исторической литературы, именовавшей войны с Карфагеном «пуническими». Что касается имени Альфия, то оно, будучи оскским, встречается в оскских надписях и в греческих надписях Восточной Сицилии, где, как уже отмечалось, был силен оскский элемент. Мы вправе, таким образом, видеть в Альфии человека кампано–самнитского происхождения, может быть даже мамертинца, излагавшего в своем произведении ту именно версию истории возникновения мамертинцев, которую он слышал в самой мамертинской среде. Мамертинской версию Альфия считал уже и Моммзен[24], а также Белох, называвший ее мамертинским сказанием о своем происхождении[25].
Имя мамертинцев удерживалось в Сицилии весьма долго. Мамертинцами называет мессинцев еще Цицерон[26]. Но за два с лишним столетия, истекшие со времени мамертинского переворота в Мессане до эпохи Августа, исторические сказания, устные или письменные, передававшиеся в мамертинской среде, должны были подвергнуться изменениям, поскольку и сами мамертинцы в социальном отношении за это время переменились.
Произведя описанный выше переворот, мамертинцы первоначально продолжали захватывать и грабить богатые греческие города Сицйлии: они захватили Камарину и Гелу, объединив вокруг Мессаны значительную территорию [206] на северо–востоке Сицилии, вплоть до Кентурипы. Эта территория включала города Милу, Алезу, Тиндариду, Абакен, Амезел[27]. Такое расширение владений мамертинцев не могло не вызвать резкого противодействия со стороны сицилийских греков и более всего со стороны сиракузского тирана Гиерона Младшего, воевавшего с мамертинцами с переменным успехом около пяти лет, вплоть до победы при Лонгане (или Летане)[28] в 265 г. до н.э. Местное сицилийское население в некоторых городах, занятых мамертинцами, частично сочувствовало последним. Это явствует из указания Диодора, свидетельствующего, что жители Амезела защищались от Гиерона весьма храбро; после взятия города Гиерон принял в свое войско лишь «невиновных» (τοὺς δὲ φρουροῦντας ἀπολὺσας τῶν ἐγκλημάτων ἔταξεν είς τας ἰδίας τἀξεις), а земли, принадлежавшие амезельцам, поделил между кентурипинцами и агиринейцами[29]. Мамертинцев, однако, как и во время войны с Пирром, спасли от окончательного поражения карфагеняне, а в начале I Пунической войны, их, скрепя сердце, по настоянию народа и при противодействии сената, поддержали римляне против соединенных сиракузско–карфагенских сил[30].
Потерявшие в борьбе с сицилийскими греками все свои территориальные приобретения, лишенные поддержки Регия, где к этому времени восстание кампанского гарнизона было уже подавлено, вступая в союз с Карфагеном, а затем и с Римом мамертинцы были уже, конечно, не такими, как 20 лет перед тем, когда они произвели социальный переворот в Мессане. У ближайшего поколения мамертинцев те идеи, под знаком которых их отцами был совершен этот переворот, неминуемо должны были утратить свою остроту точно так же, как подчинившаяся карфагенским и римским порядкам мамертинская община неминуемо должна была обратиться в обычную рабовладельческую общину. Естественно, что в этих условиях рассказ о происхождении мамертинцев должен был постепенно принять такую форму, в которой он уже не шокировал бы мамертинское потомство. В таком измененном виде и должна была попасть в руки Альфия история происхождения мамертинцев, в [207] интересы которого вряд ли входила забота о восстановлении исторической истины.
О восстании римско–кампанского гарнизона Регия около 280 г. до н.э. сохранились тоже скудные и отрывочные известия, при том не во всем между собою согласные. Так, например, Полибий[31] и Диодор[32], сообщения которого восходят к Фабию Пиктору, относят посылку римлянами гарнизона в Регий к началу войны с Пирром, в то время как Дионисий Галикарнасский, пользуясь другими (как показал Белох, более точными[33]) данными, имеет в виду несколько более раннее время — 282 г. до н.э., когда Фурии подверглись нападению бруттиев и луканов, грабивших их земли. Это свидетельство косвенно подтверждает и Полибий[34], сообщающий, подобно Дионисию, будто регийцы сами просили римлян о помощи. Это было бы мало вероятно, если бы это событие относилось ко времени войны с Пирром, у которого регийским грекам и было бы естественней всего искать защиту, что они, впрочем, как будто и пытались сделать, уже имея в стенах своего города римский гарнизон[35]. Это последнее обстоятельство и послужило, вероятней всего, ближайшим поводом для совершенного Децием Юбеллином (родом из кампанцев, военным трибуном, командовавшим римским гарнизоном Регия) государственного переворота в городе. Гарнизон этот, по словам Дионисия Галикарнасского, состоял из кампанцев и отчасти из сидицинов — жителей области на границе Кампании и Лация[36], составлявших, очевидно, вместе один легион, о котором и говорит, как о legio Campana, Ливий[37].