Как бы то ни было, неудачи карфагенян в борьбе с повстанцами имели тот ближайший политический эффект, что сторонники Гамилькара Барки, дискредитировавшего себя в результате I Пунической войны и принужденного тотчас по ее окончании сложить с себя командование[36], вновь приобрели силу в городе, в результате чего руководство военными действиями против наемников было возложено на Гамилькара. Последний, обнаружив способности не только опытного полководца, но и ловкого демагога, прибег к средствам не очень лояльным, с точки зрения карфагенской конституции и политической морали. Наряду с контрмерами военного характера он посредством широкой агитации стал переманивать повстанцев на свою сторону, обещая им полное прощение, а для желающих и службу в рядах своих войск[37], не скупясь в то же время на угрозы по отношению к упорствующим и стремившимся продолжать борьбу. Ближайшим результатом этой политики следует считать переход на сторону Гамилькара нумидийского царька Наравы с двухтысячным отрядом конницы, которому Гамилькар в качестве приза за его будущую верную службу обещал в жены свою дочь[38]. Успех Гамилькара в этом случае нужно расценивать тем выше, что нумидийские племена пользовались вообще всякой возможностью, для того чтобы выразить свое неповиновение Карфагену. В последний раз это произошло во время высадки Регула в 256 г. до н.э. и осады им Карфагена. Нумидийцы не преминули перейти на сторону римлян[39] и причинить карфагенянам, по словам Полибия, больший вред, нежели им причинили римляне. Из числа боевых успехов Гамилькара наиболее существенным было уничтожение блокады Карфагена со стороны, суши, осуществленной Матосом с самого начала военных действий. Гамилькар предпринявший обходное движение через устье реки Макоры (Баграды у Плиния[40], современной Меджерды) и вышедший в тыл [220] неприятелю, разбил выступившего против него Спендия[41]. Перед лицом этих неудач, более же всего под угрозой распада своих военных сил, вождя восстания принуждены были принять действенные и резкие контрмеры. К их числу относится прежде всего новое обращение Матоса к нумидийцам и ливийцам с призывами о свободе и посольства к ним с просьбами о поддержке[42]. К этому же времени должно быть отнесено восстание наемников в Сардинии, составлявших гарнизон острова, которые уничтожили всех находившихся на нем карфагенян[43]. Восстания в Сардинии вспыхивали не раз за время карфагенского владычества[44], однако это последнее восстание, в результате которого Карфаген потерял остров навсегда, и по времени своему и потому, что это было восстание наемного гарнизона, не оставляет сомнения в том, что оно непосредственно связано с Ливийской войной и спровоцировано вероятней всего призывами сторонников Матоса и Спендия.
Потеря Сардинии была тяжелым ударом для Карфагена, так как остров этот был одной из важных баз снабжения города во время Ливийской войны[45]. Об успехе агитации Гамилькара, обещавшего полное прощение перебежчикам, позволяют отчасти судить те ответные мероприятия агитационного характера, к которым должны были прибегнуть вожди повстанцев. Матос, Спендий и Автарит выступали перед своими сторонниками с речами, убеждая их в том, что Гамилькар помышляет не о прощении, а о предательстве и что спасти свое положение повстанцы могут лишь посредством полного отказа от каких–либо надежд на примирение с Карфагеном[46]. Вожди ливийского восстания считали, что на ловкие и предательские ухищрения со стороны Гамилькара они должны ответить самыми крайними действиями, исключающими всякую возможность мирного исхода восстания, на который они до тех пор, видимо, не теряли окончательно надежды, ибо содержали у себя в качестве пленников–заложников Гескона и захваченных вместе с ним карфагенских чиновников и солдат, всего в количестве около 700 человек[47]. [221]