Дело в том, что в последние десятилетия независимого существования Новгорода Васильев остров представлял «волостку Олферьевскую Иванова сына Офонасова», которая принадлежала ему, а не какому-нибудь из известных нам новгородских бояр конца XV в., носивших имя Василий. По-видимому, в семье бояр Офонасовых Васильев остров был собственностью не одно десятилетие, так что весьма вероятно возникновение самого названия острова даже не в XV, а скорее в XIV в. Наиболее правдоподобным является предположение, что лицом, давшим название острову, был какой-то новгородец-первопоселенец; местное прибалтийско-финское (преимущественно ижорское) население, напротив, сохранило за островом свое древнее название Hirvisaari (Хирвисаари) — Лосиный остров.
В конце XV в., согласно упомянутой переписной книге, на Васильевом острове было 17 пашенных рыбных ловцов и 18 непашенных (ловили на устье Невы четырьмя неводами— преимущественно сигов).
В шведское время (XVII в.) Васильев остров носил сразу три имени — русское, финское и шведское. Русское имя звучало все так же: Васильев остров (в шведской писцовой книге — Wassilie Ostroff); финское Hirvisaari — Лосиный остров (в шведской писцовой книге — Hirfwisari); шведское Dammarholm, т. е. Прудовой остров, так как на нем были расположены рыбные ловли, принадлежавшие в конце шведского периода известной семье де ла Гарди.
Следует сказать, что на Васильевом острове и в шведское время было три селения: на Стрелке, на теперешней речке Смоленке и на северной оконечности острова, у моря.
Судя по карте Кроньорта 1698 г., даже величайшее наводнение, бывшее за 7 лет до того (1691 г.), не помешало рыболовам вновь обосноваться на острове; разумеется, это были не шведы, а русские и ижора. Шведы представляли только военный элемент в населении края, и с их изгнанием все без исключения данные ими шведские имена островам невской дельты и других объектов полностью исчезли из употребления, тогда как названия Васильев остров и Хирвисаари сохранились (второе только в ижорской и финской среде). Пример с Васильевым островом весьма поучителен. Всего древнее было, конечно, его дославянское название Хирвисаари, но оно не удержалось во всеобщем употреблении, оставшись только у финского населения, да и то не у всех финнов. Следует считать, что Василий, давший имя острову, был не ижорцем, а русским (новгородцем) и жил, вероятнее всего, в XIV или в начале XV в. Сделался ли он хозяином острова, или был просто первопоселенцем, совершенно неизвестно. Во всяком случае, как уже было сказано, им не мог быть ни один из новгородских посадников третьей четверти XV в., носивших имя Василий.
Наконец, следует упомянуть еще о том обстоятельстве, что Васильев остров подвергался при Петре I опасности быть переименованным свыше. Некоторое время его уже официально называли Преображенским. Однако это имя не привилось, и, быть может, старую традицию поддерживало в какой-то степени то обстоятельство, что здесь приметалось имя командира батареи Василия Корчмина. Если принять это предположение, то окажется, что в топонимической легенде о Петре I и Василии Корчмине заключена какая-то крупица истины: Василий Корчмин своим именем мог способствовать донесению до нас древнего названия Васильева острова, не будучи в то же время действительным крестным отцом его.
Петербургская, или позже Петроградская, сторона носила по писцовой книге 1500 г. наименование Фомин остров, возникшее, возможно, совершенно на тех же основаниях, что и имя Васильева острова, и, вероятно, приблизительно одновременно с ним.
«Село на Фомине Острову на Неве у моря» имело около 30 дворов — 40 жильцов, плативших повинности (частично непашенные); в этом числе были названы лица, носившие еще дохристианские имена ижорского происхождения: Иголин, Игола, Ускал, Ибасов, Игандуев. Рядом указано село Лахта (финск. lahti—залив, губа) название сохранилось доныне.
Фомин остров в писцовой книге Ингерманландии шведских времен (1640 г.) обозначен как Phomin Ostroff eller Koyfiusari, т. е. Фомин остров, или Koivusaari (Березовый остров). Новгородская летопись еще в 1348 г. называла этот остров Березовым, говоря о походе на ижору шведского короля Магнуса, который здесь останавливался по пути на Ореховый (впоследствии Нотебург— Шлиссельбург—Петрокрепость). Заметим, что местность против Фомина острова на другом берегу Невы носила название Фомина конца (здесь были 3 деревни) в писцовой книге 1500 г. Кто был Фома, давший свое имя этим местам, неизвестно. Во всяком случае он, вероятно, жил и действовал после 1348 г., так как летопись в известиях того времени (XIV в.) не называет Березового острова Фоминым, как это делают писцовые книги XV в. В шведском атласе 1676 г. теперешняя Петроградская сторона носит название Koiwosari eller Biorckenholm (т. е. и финское, и шведское название означает «Березовый остров», как и в шведской писцовой книге 1640 г., и в русской летописи 1348 г.). И здесь мы видим несколько названий одного и того же объекта: 1) древнее дославянское — Koivusaari — и точно соответствующие ему но смыслу русское — Березовый остров (1348 г.) — и шведское — Biorckenholm; 2) русское (новгородское) — Фомин остров.
Почему же название Фомин остров бесследно исчезло, тогда как имя Васильев остров звучит до сих пор? По-видимому, разгадка заключается в том, что от Фомина острова начал расти на первых порах Петербург, так как Заячий остров в общем представлении не отделялся от соседнего большого Березового — Фомина, что и заставило признать последний Петербургской стороной. Здесь, конечно, официальное словоупотребление (Петербургская часть) тесно сплеталось с народным, что ускоряло процесс вытеснения старых наименований новыми, тем более что приток сюда новопоселенцев был очень велик, поэтому старая традиция не удержалась. Гораздо более удивительна чрезвычайная устойчивость названия Васильев остров, прошедшего через ряд столетий.
Возвращаясь к Фомину острову, необходимо отметить, что иногда объясняли это чисто русское название совершенно невероятным образом. Так, в известном сочинении «Россия», изданном под редакцией В. П. Семенова, утверждается, что название «Фомин (остров)» значит «Дубовый остров». Основой подобного мнения послужило мнимое созвучие этого названия («Фомин») с финск. tamminen («дубовый»). Еще более невероятно «объяснение», предложенное Г. А. Немировым, который толковал название Фомин остров из ... маньчжурского языка.
* * *
Обратимся теперь к тогдашним жителям. Вот прозвища русских жителей, обитавших в пределах нынешнего Петербурга: Вергуцины, Гаврилкины, Звягины, Мишкины, Омельяновы. В отказных и обыскных книгах 1587 года сказано: «В прошлых годах ореховский наместник и воевода князь Богдан Гагарин послал Будашева на государеву службу в подъезд под немецкие люди в Ижерский погост, и тут взяли его в полон немецкие люди Свейские». Там же написано: «Усадище, где живал Субота Похабный на Неве-реке, на паруге (пороге), двор выжгли немецкие люди, как шли под Орешек».
Территория нынешнего Петербурга в новгородские времена находилась на землях Никольского Ижорского и Спасского Городенского погостов Ореховского уезда, входившего в состав Вотской пятины, причем южный, левый берег Малой Невы относился к Никольскому Ижорскому погосту, а правый, северный, к Спасскому Городенскому. Таким образом, вся местность современного Петербурга причислялась к Ижорскому погосту, кроме Охты и Петроградской стороны, которые относились к Спасскому погосту.
Побережье Финского залива на север от устья Невы относилось к Карбосельскому погосту, а южнее — к Дудуровскому погосту того же Ореховского уезда.
Писцовая книга 1500 г., давая подробное представление о жителях Ижорской земли, свидетельствует, что в состав «старого дохода», шедшего с крестьян восьми погостов Ореховского уезда, входили рожь, овес, ячмень и лен. Развито было и скотоводство, продукты которого — мясо, баранина, масло, сыр — взимались с крестьян также всех восьми погостов. В некоторых погостах существенную роль играла охота, результаты которой в виде беличьих и заячьих шкурок также шли в уплату «старого дохода», первые — по трем, а вторые — по четырем погостам.
Рыбная ловля была развита в местностях, лежащих по берегам реки Невы. Здесь были расположены поселки рыболовов, для которых земледелие являлось лишь подсобным занятием.