И вот в апреле 1728 г. к строительству привлекается русский зодчий — талантливый самородок, пенсионер Петра Первого—Иван Коробов, недавно приехавший из Голландии, где он совершенствовался в области архитектуры.
Иван Кузьмич Коробов родился в 1700 г. Шестнадцатилетним мальчиком, по приказанию Петра I, в числе двух десятков даровитых русских юношей он был отправлен за границу для «обучения художествам». Коробов с тремя другими товарищами, Устиновым, Мордвиновым и Башмаковым, «в Антверпене и в других местах здесь, в Голландия, учился гражданской архитектуре, также делать слузы (шлюзы), сады заводить, и как здесь под фондаменты сваи бьют, которые свое дело изрядно знают и в России служить могут». Такой отзыв дает в своей реляции голландский агент Петра I фон дер Бург при отправке мастеров в 1727 г. в Петербург.
Таким образом, Коробов вернулся в Россию в 1727 г. широко образованным и приобревшим практический опыт инженером-архитектором.
Он построил в Кронштадте деревянную Андреевскую церковь, но главное внимание его сосредоточивалось на Адмиралтействе. Здесь надо было ему не только достраивать корпуса, начатые Трезини, но и строить по своему проекту новую — последнюю четверть магазейнов, всем постройкам придать известное единство, приводить в нужный порядок каналы.
В 1731 г. Адмиралтейств-коллегия решает: «На Адмиралтейском шпицу, где имеется набатной колокол для лучшего звуку, окна сделать по рассуждению архитектора Коробова». Этот колокол к апрелю 1731 г. был отлит в Главной Артиллерии и тотчас поднят на башню. Он стоил 76 рублей и, как гласит надпись на нем (колокол до сих пор находится на башне Адмиралтейства), весит 59 пудов.
Осмотрев Адмиралтейскую башню и шпиль, Коробов установил, что башня пришла в ветхость, и настоял на ее перестройке. Авторитетная комиссия в составе Доменико Трезини, Еропкина и самого Коробова решила, что возможно временное крепление шпиля, но Адмиралтейств-коллегия получила указ царицы Анны Иоанновны, в котором она потребовала: «Адмиралтейскую башню, на которой шпиц за ветхостью разобрать и для прочности впредь сделать вновь всю каменную, и шпиц поставить же…».
Еропкин Петр Михайлович (1698 1748) — архитектор. Под его руководством был составлен генеральный план Петербурга, он создал первый в России архитектурно-строительный трактат «Должность архитектурной экспедиции» (1737 1741). Казнен за выступление против бироновщины.
Адмиралтейств-коллегия предложила Коробову составить проект новой каменной башни и «учиня чертежи подать в Коллегию немедля», а к разбору старой башни приступить тотчас же, удалив с башни часы, колокола, а из Адмиралтейского зала «под шпицею завоеванные шведские флаги и вымпелы и знамена иметь до указа в хранений в магазейнах».
Снова в Адмиралтейство призывается «спицной мастер» Ван Более, который сперва руководит разборкой башни и шпица, а после того вновь его возводит по проекту Коробова.
При рассмотрении проекта в июне 1732 г. Анна Иоанновна еще раз подтвердила, чтобы «тот шпиц построить против того, какой оной прежде был и оббить оной шпиц и купол медью и вызолотить добрым мастерством».
И она утвердила тот вариант проекта башни Коробова, в котором шпиль сохраняет прежний силуэт.
На позолоту шпиля потребовалось довольно много чистого золота. Новая башня и шпиль были запроектированы Коробовым гораздо выше прежних и достигали высоты 72 метра. Шпиль, как и раньше, венчался яблоком диаметром немного более одного метра, короной и трехмачтовым корабликом высотой в два метра.
Башня Коробова была чрезвычайно проста и по композиции и по деталям, стройна и изящна по силуэту. Средняя часть длинного корпуса десятью простенками слегка выступала вперед и служила основанием башни. В центре — арочный проезд с двумя окнами по бокам и углам и, как бы выложенными из больших камней — рустов. Выше поднималась уступчатая бащня, ярусы которой были украшены плоскими пилястрами. Над первым уступом — терраса, окруженная балюстрадой. Башня перекрыта восьмигранным золотым куполом своеобразного очертания, на четыре стороны которого были врезаны круглые часы, украшенные богатым обрамлением. На куполе покоился легкий восьмигранный барабан, служащий как бы подставкой для самого шпиля, уходящего вверх восемью сужающимися гранями.
В ярусах башни размещалась Адмиралтейств-коллегия. К моменту возведения Адмиралтейской башни Коробовым, т. е. к середине 30-х гг. центр города передвинулся с «Городского острова» — Петроградской стороны — на Адмиралтейскую сторону, которая менее страдала от наводнений и лучше связывалась дорогами с окрестностями. В связи с этим в районе Петровского Зимнего дворца еще в 1711 г. стремились селиться вельможи и приближенные царя. И вот вдоль Невы стали возникать особняки, последним в ряду которых, перед валами Адмиралтейской крепости, был дворец графа Апраксина, обращенный на Неву, и дворец Кикина, выходящий на адмиралтейский гласис. Эти дворцы позднее послужили основой для возведения Зимнего дворца зодчим Растрелли.
Растрелли Варфоломей Варфоломеевич (1700 1771) — архитектор, крупнейший представитель русского барокко. Сын скульптора К. Б. Растрелли. В его сооружениях пластическая выразительность архитектурных форм, богатство скульптурного убранства, мастерское использование цвета сочетаются с грандиозным пространственным размахом. четкостью основных объемов, строгостью прямолинейных планов. Главные работы: Смольный монастырь (1748 1764) и Зимний дворец (1754-1762) в Петербурге; Большой дворец в Петергофе (1747 1752); Екатерининский дворец (1752 1757) с парком и павильонами в Царском Селе; Андреевская церковь в Киеве (1747 1753).
Далее застройка шла вокруг адмиралтейского гласиса. По берегу Мойки располагались усадебные участки частных домов. А на месте нынешнего Сената и Синода с 1710 г. возникли княжеские мазанки Меншикова, рядом с которыми в 1716 г. были построены небольшие домики, где позднее разместилась первая в России школа лепки и художественной резьбы и ее различные мастерские. Школа была основана знаменитым французским архитектором Леблоном, приглашенным Петром I для работы в Петербурге. В школе подготавливались, наряду с мастерами, необходимыми для убранства новых зданий Петербурга, специалисты, которые должны были украшать и суда, строящиеся на верфи.
Вдоль Невы от здания Синода в сторону Адмиралтейства стояли канатные дворы, представлявшие собой, по описанию Берхгольца, «в известном расстоянии один от другого три дома, из которых каждый тянется ровно на полверсты, имея 750 локтей в длину и 20 шириной».
У самой Невы, на том месте площади, где сейчас Медный Всадник, высился старый Исаакиевский собор.
Таково было окружение Адмиралтейства в первые десятилетия существования Петербурга и верфи.
Само здание Адмиралтейства после капитальной его перестройки и возведения новой красивой башни, ставшей украшением и достопримечательностью Петербурга, в течение всего XVIII в. почти не изменилось, изредка подвергаясь некоторым ремонтным переделкам и перепланировкам внутри.
К числу немногих более или менее значительных работ по переустройству некоторых помещений Адмиралтейства надо отнести создание в 1747 г. церкви в башне под шпилем.
Двухсветный зал «посреди Адмиралтейства под шпилем», ранее используемый Коллегией, был приспособлен под нужды церкви, основанной в этом здании по указу императрицы Елизаветы Петровны. Постройка была поручена русскому архитектору С. И. Чевакинскому — воспитаннику Морской академии по классу гражданской архитектуры, ученику В. Растрелли.
Вместе с Растрелли Чевакинский работал над павильонами и церковью Екатерининского дворца в Царском Селе. Самостоятельно им построен в 1753—1762 гг. великолепный военно-морской Никольский собор в Петербурге.
Поручение Чевакинскому постройки Адмиралтейской церкви было вызвано тем, что он как архитектор служил в морском ведомстве и должен был наблюдать за зданиями Адмиралтейств-коллегий.