Правда, в легендах о строительстве осталось совсем не это. В них Петр предстает как заботливый царь-батюшка.
Однажды, якобы, Петр в сопровождении князя Меншикова посетил партикулярную верфь, на которой работал молодой парень Петр Щитов. Разговаривая с Меншиковым, Петр не спускал глаз со Щитова, который в это время приколачивал деревянную обшивку к уже готовому шхерботу. Дело в том, что Петр Щитов вколачивал гвозди особенным, каким-то молодецким образом, а именно: наставив гвоздь на намеченное место, молодой плотник слегка ударял молотком по головке гвоздя, а затем уже сильным ударом всаживал гвоздь до самого основания. Все это Щитов проделывал с такой быстротой и ловкостью, что не мог, конечно, не обратить на себя внимание царя, который сам был недюжинный мастер.
Прошла ровно неделя. Рано утром, лишь только плотники принялись за работу, как на верфь неожиданно явился Петр. Подойдя к Щитову, который, как и на прошлой неделе, «обшивал» судно, царь молча взял у него молоток и гвозди и принялся вколачивать гвозди с одного удара. Плотники, прекратив работу, с удивлением смотрели на царя, который с необычайной быстротой всаживал гвоздь за гвоздем. Всадив таким образом несколько десятков гвоздей, царь выпрямился во весь свой гигантский рост и промолвил, обращаясь к Петру Щитову:
— Спасибо, брат, за науку, это я у тебя научился так гвозди вбивать.
— Царь-батюшка, — заговорил тут Щитов, — уж ежели твоя царская милость так велика ко мне есть, то прикажи меня не казнить, а миловать.
И молодой плотник вдруг неожиданно упал к ногам царя.
Петр, крайне изумившись подобному поступку, успокоил парня и стал его расспрашивать. Оказалось, что Щитова, как и многих других плотников, купили у помещика за 20 рублей и, согласно воле царя, пригнали в Петербург, причем никто не счел нужным справиться, есть ли у него родня или какие-нибудь другие привязанности, а просто схватили и увезли. А у парня на родине осталась невеста Анисья, которую он любил без памяти!
— Так что же ты хочешь? — спросил царь, выслушав парня.
— Царь-батюшка, прикажи Анисью сюда представить.
— Ладно, — промолвил царь и оставил верфь.
Через два месяца Анисья была доставлена на Охту и повенчана с Петром Щитовым.
Однажды зимой Петру донесли, что один из плотников, некий Гаврило Смирной, нашел на берегах Невы, выше Охтинских слобод, против Александро-Невского монастыря, самородную краску. Государь, узнав об этом, немедленно отправился на означенное место, чтобы лично убедиться в справедливости сообщенного известия. Оказалось, что Смирной действительно нашел самородную краску, вполне пригодную для флота.
Государь похвалил Смирного, подарил ему полтину и приказал ему добывать эту краску в свою пользу.
Прошла зима, весна, и наступило лето. В один прекрасный день Петр, переправляясь через Неву на Охту, увидал посреди реки плавающего человека. Царя это обстоятельство весьма заинтересовало, так как в то время людей, привыкших к воде, было очень мало.
Поэтому государь немедленно направил свою верейку к пловцу, чтобы ближе разглядеть смельчака. Но каково же было удивление Петра, когда он в пловце узнал Гаврилу Смирного, у которого все тело было вымазано густой темной краской.
— Куда это ты, Гаврило, плывешь? И почему ты весь в краске испачкан?
— Прости, царь-батюшка, это я краску пробую,— ответил Гаврило.— Ежели Нева не смоет ее с меня, стало быть, краска добрая.
Государь весело рассмеялся, но, смекнув в то же время, что Гаврило неспроста пустился вплавь, спросил его:
— Ну а как же твои дела идут с краской?
Этого только и ожидал Смирной.
— Ах, царь-батюшка, ожидают меня и краску мою, всяк, кто хочет, берет! — воскликнул Гаврило и поплыл к берегу.
В тот же день Петр издал указ: «Охтянину Гавриле Смирному добывать найденную им краску преимущественно для продажи и продавать беспошлинно, а посторонним никому в оных местах краски не брать; буде же из охтинских плотников, кто пожелает оную краску, то дозволить им это с тем, однако, чтобы изыскателю Смирному брать с них за этот труд по нескольку денег с пуда».
Благодаря этому указу Гаврило Смирной вскоре сделался богачом.
Когда строилось Адмиралтейство, на дворе здания накопилось множество щеп, которые страшно затрудняли проход и тормозили работу. Жителям Петербурга было объявлено, что желающие могут даром брать щепы. Съехалось много телег, и сделалась невыразимая теснота. В это время показался в своей одноколке государь, приехавший поглядеть работы.
При въезде на подъемный мост, ведущий в Адмиралтейство, царский денщик закричал встречному возу с щепами:
— Эй ты, поворачивай назад!
— Молчи! — остановил Петр. — И того-то не можешь рассудить, что нам с одноколкой гораздо легче повернуть назад, чем ему.
Тотчас же государь слез с одноколки и с помощью денщика поворачивает ее назад, пропускает воз, садится снова и уезжает.
С возом щеп ехал слуга одного секретаря по имени Ларион. Спустя несколько времени Петр снова встретился с ним на том же мосту. Ларион по-прежнему вез щепы. Государь уже въехал на мост, а Ларион только еще подъезжал к нему, и Петр поэтому начал кричать, чтоб он остановился. Ларион не останавливается и продолжает путь. Поравнявшись с возом, государь узнал Лариона и спросил:
— Ведь, кажется, для тебя на днях я поворотил с одноколкой, чтобы возможно было нам разъехаться?
— Для меня, государь. Я и подумал, что ты всегда так поступать будешь.
— Но тогда ты первый въехал на мост и поворотиться тебе было уже неудобно, а теперь ты видел, что я прежде тебя въехал, между тем ты только что подъезжал к мосту, и поворотиться мне было уже неудобно, да я же и кричал, чтобы ты остановился и пропустил меня. Однако ты, несмотря на это, не останавливаясь, все едешь.
— Виноват!— отвечал слуга. — Я думал, что ты всегда уступать мне решил…
— Так надо, чтобы ты так не думал и не озорничал впредь,— сказал государь и тут же дал ему несколько ударов палкою, приговаривая: — Не озорничай, не озорничай, пропускай того, кто прежде тебя въедет на мост.
Петр весьма заботился о сбережении лесов, тогда обильно еще покрывавших окрестности Петербурга, да и вообще всю Россию. При постройках заводов и фабрик император обращал большое внимание на устройство печей главным образом в видах экономии топлива.
Однажды, посетив пивоваренный завод Лапшина, царь увидал, как из огромной заводской трубы огонь выбивало высоким пламенем.
— Лапшин, я вижу, что ты не думаешь о сбережении дров,— сказал государь,— смотри, сколько понапрасну у тебя их пропадает, ты видишь только под носом, что около Петербурга ныне лесу много и дрова дешевы, а не рассуждаешь, что без бережливости и самые большие леса истребиться могут в самое короткое время. Итак, нужно тебе переделать печь и сделать ее так, чтобы отнюдь не было такой траты дров.
Петр потребовал бумаги, начертил план экономной печки и, объясняя его, сказал:
— Когда переделаешь печь, то я приеду и посмотрю: нет ли еще какой ошибки. А теперь дай-ка мне молот, я, пожалуй, и помогу начать тебе переделку твоей печи.
С этими словами Петр 1 взмахнул кузнечным молотом и развалил несколькими ударами непонравившуюся ему печь.
Петр в начале основания Петербурга, который он называл своим «парадизом», был сильно озабочен устройством новой столицы. Он даже издал указ, которым «накрепко» запрещалось в течение известного числа лет строить какие бы то ни было каменные здания во всем государстве, чтобы привлечь и сосредоточить строительные силы и средства в Петербурге. Он был крайне доволен, когда кто-нибудь по собственной инициативе строил в городе или окрестностях какое-либо выдающееся по величине или красоте здание.
Легенда гласит, что императрица Екатерина задумала сделать своему державному супругу сюрприз. С помощью архитектора Феретера в 25 верстах от Петербурга выбрали удобное место и возвели увеселительный замок с садом. Государыня назвала эту дачу «сарским селом» по имени бывшей владелицы лифляндской баронессы Сары. Когда Петр возвратился, Екатерина сказала ему, что в его отсутствие нашла, «хотя пустое, но весьма приятное» здоровое место недалеко от столицы, на котором, наверное, он захочет построить себе увеселительный замок. Петр пожелал увидеть это место.