В 1716 г., например, из числа мастеровых людей, «которые обретаютца при доме его царского величества», столяры получали по 24 руб. в год, маляры – по 15 руб. токари и кузнецы по 11 руб. Таким образом, русские мастеровые при дворце получали в среднем по рублю в месяц. Это был обычный размер заработка рабочего на строительстве Петербурга. На эти деньги почти невозможно было прожить в новой столице (где все было дорого) даже одинокому человеку, не говоря уже о семейных. И правительство стало выдавать рабочим хлебные пайки: в месяц по полуосмине муки (около 29 кг) и по малому четверику крупы (около 5 кг), т. е. чуть больше одного килограмма в день.
Переведенцы получали паек в два раза больше; кроме того, им еще давали надел земли.
«Устав воинский» 1716 г. определил денежное и продовольственное содержания всех воинских чинов для мирного и военного времени. Пехотинец должен был получать деньгами 10 руб. в год и 1 порцион продовольствия – 2 фунта (1 фунт – 409, 5 г) хлеба в день, 1 фунт мяса, 2 чарки (чарка – 122,99 мл) вина и 1 гарнец (3,28 л) пива; кроме того, полагалось на месяц 2 фунта соли и 1,5 гарнеца круп. Однако царские указы не выполнялись, и солдаты зачастую голодали.
Характеризуя грандиозность и всеохватность реформ Петра, историк М. П. Погодин писал: «Место в системе европейских государств, управление, разделение, судопроизводство, права сословий, Табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство; садоводство, виноделие, торговля внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летоисчисление, язык, печать, типографии, военные училища, академии — суть памятники его неутомимой деятельности и его гения».
К этому впечатляющему списку петровских деяний и нововведений следует добавить и каторжные работы.
Идея воспользоваться подневольной рабочей силой для гребного флота принадлежит Андрею Виниусу. В 1688 г. в записке, поданной в Посольский приказ, он, ссылаясь на пример иностранных государств, предлагал: «всяких воров и бусурманских полонянников мочно на каторги сажать для гребли на цепях, чтобы не разбежались и зло не учинили; и чем таким ворам и полонянникам, которых по тюрьмам бывает много, хлеб туне давать, они бы на каторгах хлеб зарабатывали».
На крупнейших предприятиях Петербурга регулярно использовались «каторжные невольники». Ведомости Синода сообщают, что при Адмиралтействе постоянно находилось «в работе» от 500 до 800 каторжников. В 1717 г. Петр указал «артиллерийских служителей, которые осуждены будут за вину на каторгу в вечную работу или на урочные годы, посылать скованных в Санкт-Питербурх на Пушечный двор ради всяких артиллерийских работ».
В июле 1706 г. в рапорте на имя Меншикова сообщалось: «Острог каторжным колодникам заложили». Этот острог («каторжный двор»), состоявший до 1732 г. в ведении Адмиралтейства, находился рядом с Канатиным и Галерным дворами — на территории будущей Благовещенской площади.
Указ 1715 г. рекомендовал употреблять каторжных для «битья свай», т.е. на общестроительных работах; часть колодников использовалась в качестве гребцов на галерах, другие трудились на Адмиралтейской и Галерной верфях, в Арсенале. Каторжане жили, в основном, на подаяния. По материалам Синода, они, «не имея средств к пропитанию, ежедневно ходили «на связках» по городу, прося милостыню.
Петербург рос стремительно. И в темпах его роста даже в начальном этапе истории города — в годы царствования Петра I — сказались не только меры принуждения к переселению в новый город, но и свободный приток сюда новопоселенцев.
Отсутствие статистических данных о населении Петербурга в первой четверти XVIII в. не дает возможности установить сколько-нибудь точно количество жителей столицы в этот период.
По позднейшим данным, число жителей Петербурга к 1725 г. определялось в 25—30 тыс. человек. Но это число нередко преувеличивалось. По подсчетам одного исследователя, число жителей столицы к этому году определяется в 70 тыс. Вероятнее всего предположить, исходя из числа домов в Петербурге и средней заселенности одного дома, что число жителей Петербурга в 1725 г. определялось примерно в 40 тыс. человек, из них не менее 20 тыс. было занято производительным трудом. После некоторого перебоя в притоке переселенцев в Петербург в 1728— 1730 гг., совпавшего с пребыванием двора в Москве, с 30-х годов население столицы снова стало быстро расти. Этот рост по-прежнему был связан с неуклонным развитием промышленности и торговли в Петербурге.
Общая численность населения Петербурга на 1750 г. указана в ведомости генерал-полицеймейстера, представленной по приказанию императрицы Елизаветы Петровны в сентябре этого года. Дошедшая до нас переписка по поводу подготовки этой ведомости дает основание считать ее сведения сравнительно полными и достаточно надежными. Численность взрослого населения Петербурга до этой ведомости определена в 74 283 человека.
Так как при исчислении населения были исключены дети, то общая численность населения Петербурга в 1750 г. с дополнением 25—30% на детей будет около 95 тыс. человек, из них 61% составляли мужчины и 39% женщины.
Ведомость различает «обывателей» столицы от ее «жильцов», хотя и те и другие одинаково относятся к постоянному населению Петербурга. Разница между этими категориями определялась прежде всего различием их социального положения. «Обыватели» — свободные, полноправные граждане, владельцы домов и другой недвижимости в городе, дворяне, чиновники, духовенство и купцы, ремесленники, посадские люди, владельцы торговых и промышленных предприятий, мастерских и т. п. «Жильцы» — это постоянные жители города, но не владеющие недвижимостью или не входящие ни в одну из городских корпораций (цехи, гильдии), а поэтому неполноправные, т. е. не имеющие права принимать участие в выборах городских органов управления—магистратов.
В число «приезжих» лишь в самой малой доле могли попасть временные сезонные рабочие. Немного среди них было и купцов, которые имели тесные деловые связи со столицей и подолгу там жили. Большая доля из этих 10 тыс. «приезжих» были мастеровыми на крупных предприятиях, ремесленниками, имели мелкие предприятия, обслуживали торговлю столицы. Они были тесно связаны со столицей, скоро становились постоянными ее жителями, но для полиции все же долго оставались «иногородними» —- ростовцами, ярославцами, кашинцами и т. п., если они были посадскими людьми; бездомными солдатскими детьми или тяглыми людьми различных сельских районов если были крестьянами.
Служители при «обывателях» и слуги иностранных посольств (численность их с детьми достигала 17 тыс. человек) — это прежде всего дворовые крепостные слуги. Число свободных домашних слуг было очень небольшим. Возможно, в число слуг полиция включила низший обслуживающий персонал учреждений дворцового ведомства, т. е. тех, кто выполнял черную работу в царских конюшнях, прачечном дворе, служил в егерском охотничьем корпусе и т. п.
В ведомости 1750 г. обращает на себя внимание значительное превышение численности мужского населения над женским.
У привилегированного слоя населения столицы число мужчин лишь немного превосходило число женщин. Совсем иное соотношение у остальной части постоянного населения столицы. У «жильцов» число мужчин в полтора раза больше числа женщин, а среди слуг и служителей мужчин в два раза больше, чем женщин. «Приезжие», в основном трудовое население, были лишены возможности иметь семьи в Петербурге; число мужчин среди «приезжих» в 7,7 раза превосходило число женщин. Чем меньше обеспечены были жители столицы, тем труднее было для них обзаведение семьей.
Население росло в основном за счет трудящихся слоев. Продолжало развиваться ремесло. Для 50-х гг. XVIII в. сохранился перечень 44 ремесленных цехов, существовавших в Петербурге, но перечень этот неполон. Представляют интерес данные о социальных слоях, из которых выходили ремесленники в середине XVIII в. Среди 1041 человека ремесленников, о которых имеются сведения, из крестьян и крепостных дворовых было 214 человек (20,5%), из купцов 316 человек (30,3%), из разночинцев, т. е. детей мелких служащих, солдат, церковников, 95 человек (9,1%), 83 человека поименованы просто людьми «польской нации», 5 — «малороссиянами». Для коренного местного населения запись в цехи вызывала лишь неудобства, она связывалась с возможностью принудительного привлечения ремесленников к выполнению казенных работ. Все это не могло касаться иностранцев. Иностранцы, в противоположность коренному местному населению, считали запись в цехи выгодной и охотно записывались все, даже имевшие отдаленное отношение к ремеслу. Поэтому число цеховых ремесленников иностранцев (316 чел.) не соответствовало их действительному удельному весу.