Выбрать главу

— Дорогая… — ежевичные глаза Веньки становятся еще чернее от беспокойства.

— Да не бойся, не чокнулась! — я смеюсь и расплескиваю кофе. — Ты должен помнить королеву эльфов. Знаешь, на нее была похожа Белышева, ну, помнишь Белышеву, что бегала в «клетку» в материном платье и уродливых танкетках? Такая белобрысая, белоглазая… Тьфу! А вот Сашка Красовский (помнишь Сашку?) был похож на Там Лина. В сказке Там Лин был заколдованным принцем, похищенным королевой эльфов и обращенным ею в верного рыцаря. Он полюбил Дженет, дочь графа, и рассказал возлюбленной, как его расколдовать. В полночь Дженет вышла на лесную дорогу, по которой ехала со свитой королева эльфов, подошла к Там Лину и взяла за повод его коня. Там Лин свалился замертво к ней в руки и поочередно превращался то в кусок раскаленного железа, то в ледяную змею, то в дракона, но Дженет ни разу не разомкнула объятий, а когда он превратился в дракона, даже поцеловала. И она расколдовала Там Лина, вернула его к людям. Знаешь…

— И ты бы поцеловала Красовского, превратись он в дракона? — в насмешке Веньки слышится затаенная печаль. Я улыбаюсь, вспоминая драгоценнейший из вечеров в моей жизни.

— Я любила его, Вень, очень любила, и тогда, в «клетке», когда ты так кричал на меня, я хотела пригласить его на танец и рассказать всё-всё. Знаешь, мне кажется, потом бы у него не было никакой Белышевой. Потом бы, наверное, была я…

Венька молчит, складывает чашки на подносе, а я крошу в руке печенье и посыпаю крошками ковровую дорожку на бетонном полу.

— Но очень странно, Вень, что вот потом-то я ничего и не помню. Ничего. До вчерашнего дня.

— А ты и не можешь ничего помнить, — Венька странно, со злой и страдающей улыбкой смотрит на меня, и в его глазах я вижу две дневные погибающие звезды. — Потом ничего не было.

— Вень…

— Только знай… — дневные звезды склоняются ко мне ближе, они закрывают небо, на губах все та же непонятная улыбка. — Все, что я сделал, я сделал из любви к тебе.

— Я ничего не понимаю, Вень, — бормочу я, и, глядя в его влажные ежевичные глаза, вдруг начинаю до слез, до дрожи бояться его. — Я не помню, как я закончила школу, институт, как вышла за тебя замуж. Я не помню дни и годы, счастье и слезы, своих друзей и врагов, любимые вещи, книги, путешествия, я ничего не помню кроме того далекого вечера в майском парке, вечера с Там Лином и королевой эльфов, и еще с одним эльфом, маленьким, печальным и некрасивым, влюбленным в меня до безумия и ненависти.

— Не вспоминай, — вздрагивающая ладонь бывшего эльфа ложится мне на волосы и вдруг до боли сжимает затылок. — Нельзя вспомнить то, чего не было…

В подсознании я снова встаю на скалистую тропу где-то на забытом Богом краю света и смотрю, смотрю в млечную дымящуюся бездну под ногами. Господи, помоги мне! Что-то шевелится на дне бездны, что-то идет ко мне…

— Десять дней назад в твоем времени было все, что ты сейчас вспомнила, — шепчет Венька. — Десять дней назад тебе было пятнадцать лет.

Бездна шевелится, осыпая звезды с обрыва, и бирюзовыми глазами глядит на меня из бездны змея — моя догадка, моя память о лучших днях на земле. Страшное понимание колючим, злым осколком входит в душу. Я смотрю в глаза змеи (о, какой это великий и страдающий взгляд!), в нем — желтые и теплые, как цыплята, калужницы на заливном лугу, и старый кот возле будильника, и школьный диктант, и пасхальная мягкая голубизна вербы меж окон, и дивной прелести улыбка старухи, которую любила я больше жизни. И звезды в парке. И Там Лин…

— Это тот прибор? — я пытаюсь сдержать плач, но он рвется из меня, резкий, пронзительный, безнадежный. — Тот, о котором ты говорил?

Венька без слов кивает.

— За что? — меня начинает трясти, чашка с кофе вылетает из рук, а бирюзовый взгляд змеи застилает сияние слез. — Что я сделала тебе, Венька?! Что сделали тебе мы все?!

— Я тебя очень любил… — Венька смотрит вниз, в пыльное пространство июльского дня неизвестно какого года, неизвестно какой страны, а я закрываю глаза и плачу навзрыд, и прошу прощения у всех минувших за маленького злобного гения, сотворившего все это. Венька молчит, сутулится, курит, его ежевичные глаза влажно следят за мной.

— Я тебя очень любил… И я ненавидел свой подлый возраст.

— Что?!

— Подлый возраст. Это когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый. Этот возраст бывает у всех, у меня же он был особенно трудным… ты знаешь.