***
Кинокартин тогда выходило мало, девять-десять в год, поэтому каждая становилась событием. Помню, еще в семилетке нас всех из лагеря повезли смотреть первую отечественную звуковую картину «Путевка в жизнь» о жизни беспризорников. Потом была вторая звуковая картина - «Груша Кондакова», о работнице фабрики фарфоровой посуды, где очень обыгрывались возможности звука в звучании фарфора. Из немых картин помню только «Багдадский вор» с Мэри Пикфорд и Дугласом Фербенксом и «Медвежью свадьбу» по сценарию Луначарского. Среди черно-белых немых картин преобладали иностранные, но были и наши, с красавицей Верой Холодной. Которая, как оказалось потом, жила в соседнем с нами доме № 12.
***
Мой жених Давид был в месткоме МГТУ им. Баумана, где мы учились, заведующим культурным сектором: организовывал походы в музеи, вечера, распространял театральные билеты, так что в театры мы ходили часто. Тогда, кажется, еще существовал 2-й МХАТ. Мне запомнилась и понравилась постановка «Сверчка на печи», но в газетах писали, что Ленин оценил ее, как мещанское искажение Диккенса. Театр скоро закрыли. А были там прекрасные актеры: Берсенев, Гиацинтова, Серафима Бирман и другие. Двух первых я видела потом в «Норе» в ТРАМе. В помещении бывшего 2-го МХАТа сделали Детский театр (нынешний РАМТ).
Бывали в Еврейском театре. Но и в «Тевье-молочнике», и во «Фрейлахсе» вместо Михоэлса играл Зускин. Самого Михоэлса я так живым и не повидала. Посмотрели мы с Давидом в Малом и «Любовь Яровую» с Пашенной в главной роли. Были дважды в театре Мейерхольда - на «Лесе» Островского и «Даме с камелиями» по Дюма. «Лес» совсем не помню, а вот в «Даме с камелиями» играла жена Мейерхольда Зинаида Райх.
***
В конце 30-х у нас в квартире уже был телефон. И весь дом ходил уже к нам, так как в 22-й квартире у Кабаковых (той самой, куда мама ходила звонить, когда нас обчистили) было трудно пробраться между увеличившимся ее населением. Часто нам звонили: «Позовите такую-то из такой-то квартиры», и мы ходили, звали. Занималась я за большим письменным столом в столовой. Приходилось делать это под аккомпанемент телефонных разговоров. Мать Бориного товарища Вити Мацова, хирург по специальности, приходила с записной книжкой и всю ее обзванивала.
***
Уже после войны мы с Давидом часто гуляли вечерами - Ананьевский переулок, Садовое Кольцо до Уланского переулка, по нему и Даеву переулку - и домой, на Костянский. На углу Ананьевского и Садового кольца на столбе было объявление: «На этом перекрестке погибло 6 человек. Не спешите быть седьмым». И правда - на наших глазах машина сбила мальчика. Мы услышали визг тормозов. Из машины выскочил военный, поднял мальчика на руки и бегом в приемный покой Склифа.
Записал Алексей Крижевский
* ГРАЖДАНСТВО *
Евгения Долгинова
Путная богадельня
Чем живет дом милосердия
I.
- Двадцать первого года.
- Двадцать третьего.
- Двадцать пятого я.
За окном первое солнце, обильная капель; у ворот жмурятся жирные интернатские коты; агрономша Сухих, отложив книгу, спускается кормить голубей. Образцово-показательная бабушка Марья Кирилловна быстрым молодым движением задирает халат и показывает мне «килу» - опухоль на боку. Не жалоба, но похвальба, - изрезанная вся, а вот живу! радуюсь! смотрите-завидуйте!
Старушку делает платок; без платочка - была бы пожилая дама: все на месте - стройная, ироничная, острая в разговоре. Восемьдесят восемь лет.
- Мы с Марьей Александровной надеемся дожить до девяноста.
- Ну и до ста, - говорю я не очень уверенно. - Почему бы и нет.
- Нет, - спокойно возражает, - это лишнее. Дураками жить не надо. Но до девяноста нам хотелось бы - потому что уж какая тут хорошая жизнь, и мы тут все собрались добропорядочные бабушки.
Выпрямившись, Мария Кирилловна поет: «Нам песня строить и жить помогает», - и слегка марширует. Она поет песню до конца. Голос у нее отменный - насмешливый, сильный и молодой. Почти девичий.
II.
Конечно, это конферанс для гостей, да и иронию не спрячешь (Марья Кирилловна вошла во вкус и исполнила также «Дайте в руки мне гармонь»), но все равно чувствуется: им здесь неплохо. Мрак казенного дома все равно не заболтать, а здесь мрака нет, есть весна, большая очень светлая палата и чистые, вымытые, благостные бабушки. В первой палате Белевского дома-интерната милосердия для престарелых и инвалидов (300 км от Москвы, Тульская область - на границе с Калужской и Орловской), где живут самые крепкие и «добропорядочные», за домашность отвечает большой туркменский ковер на стене; когда-то за такими писались в очереди.