– А ну-ка, держите этого умника, братцы! – раздался клич старшего, и ко мне устремились сразу человек шесть.
Ударить я успел только первого, кто протянул ко мне свои «ветки», а дальше меня смяли. Били жестоко, удавалось закрываться только первые секунды, дальше шло как в тумане. Сознание не терял, просто не понимал, что и откуда летит, но меня непременно забили бы до смерти, если бы, о чудо, не немцы. Возня в бараке была громкой, ор, дикий визг, звуки ударов, все это издавало гул, похожий на рев двигателя. Осознавать, что битье прекратилось, я начал после того, как уже смог разглядеть, с большим трудом, как в бараке машут винтовками немцы.
Сколько продолжалось кровопролитие, не представляю, но закончилось оно тем, что меня вынесли из барака. Дальше я осознал себя в каком-то более светлом помещении, а надо мной кто-то стоял.
– Так, что тут у нас? – донесся до меня голос, говоривший по-немецки, но как-то непривычно.
– Осмотрите этих детей. Назначьте лечение, если это невозможно, сообщите сразу! – Вот этот приказ, а звучало это именно как приказ, произнесли уже четко и правильно, но я распознал почти всю речь.
– Хорошо, – услышал я вдруг по-русски и затем тот же голос добавил: – Слушаюсь, господин офицер!
Глазам было больно, голова раскалывалась, ломило и болело буквально все тело, каждый сантиметр. Пытаясь разглядеть того, кто находился рядом, я напрягал зрение как мог.
– Закрой глаза, тем более это не трудно, они и так все затянуты синяками, нечего на меня глазеть. Да и самому легче станет, вон тебе как досталось.
– Вы хто… – попытался спросить я, но был прерван на полуслове.
– Спи, тебе говорят, несносный мальчишка! – прозвучал ответ, и я невольно зажмурился. Даже этот жест доставил мне новую порцию боли, и я чувствовал, как по щекам текут слезы.
Разглядеть того, кто меня сейчас трет, ворочает и делает крайне больно, не смог, как ни пытался. В голове стоял шум, тело крутило, но шевелиться я не мог, кажется, меня связали. А уже через несколько мгновений я все же вырубился, причем всерьез.
Пробуждение было жестоким и противным. Меня рвало. Отходы, уж не знаю и чего, были повсюду, от чего становилось еще страшнее. Кашляя и отплевываясь одновременно, я пытался вытереть лицо о плечо, что не увенчалось успехом, хорошо связали, даже щеку потереть о плечо не могу.
Через пару дней в положении лежа глаза понемногу начали открываться, и ко мне пришли. Немцев было двое, оба офицеры. Внимательно осмотрев меня, они перекинулись парой фраз, но тихо, я не расслышал, о чем именно, и вновь уставились на меня.
– Ты достойно сопротивлялся, – проговорил один, а врач, он тоже был тут, перевел для меня на русский, хотя я и так все понял.
Сейчас я уже осознаю, кто вокруг меня находится, все же глаза открылись и голова заработала. Выхаживал меня именно врач, наш, советский. Его приставили к лагерю для наблюдений именно за детьми, немцы явно рассчитывали на что-то с нами связанное, пока не знаю, на что именно. Врач был старым, на вид мужику лет шестьдесят, хромой, лысый, усы редкие под носом и седые. Щуплое телосложение вызывало у меня улыбку, которую приходилось давить, чтобы не вызвать нездоровую реакцию. Он был похож на мультяшного Айболита. А вот господа немецкие офицеры, пришедшие ко мне, выглядели этакими бравыми вояками. Подтянутые, форма начищена и блестит серебром погон и пуговиц. Аккуратно подстриженные волосы, уложены в модные у фрицев прически, волосок к волоску. Тот, что заговорил первым, в звании вроде как обер-лейтенанта, был старше своего напарника и по званию, и по возрасту. На его левой щеке был виден довольно большой шрам, полученный, скорее всего, уже давненько. Руки у обоих в перчатках из тонкой кожи, красавцы, да и только.
– Будешь тут сопротивляться, когда тебя не кормят, а то, что все же дают, отнимают всякие уроды, – прошептал я. Врач тут же все перевел.
– Русские не подписали Женевские конвенции по военнопленным, германская армия не обязана вас кормить, тем более такое количество. Через две недели, твой доктор настаивает именно на этом сроке для тебя, тебе придется еще раз защитить свою жизнь, заодно отомстить своим обидчикам. Мы тоже не любим бандитов и всякую мразь, тебе, как и нескольким твоим друзьям, будет предоставлен шанс защитить свою честь и жизнь, конечно. Ты согласен?
– Интересно, если я откажусь, меня сразу зарежут? – как оказалось, я прошептал это вслух.