Как и говорил, обучение было тяжелым, синяки не успевали сходить, разбитые губы и нос почти не заживали. Немцы ставили нам упор в обучении на рукопашку, ближний бой. Для диверсантов, в которые нас готовили, это действительно нужно. Нас обучали десяткам разных способов тихого убийства себе подобных, от палки и веревки до ножа и голых рук. Спарринги проходили ежедневно, по мнению инструкторов так учеба лучше усваивается. А то, что регулярно из строя выпадали люди, немцев не волновало. Из тех парней первого набора в конце осталось чуть больше половины, остальные пополняли команду в разное время.
Преподавали нам захваты штабов, мостов, складов и всего прочего, стратегически выгодного на войне. Учили ездить на машинах и мотоциклах, плавать, нырять, работать со взрывчаткой и любыми видами стрелкового оружия. Даже миномет изучали, причем серьезно, с ротной пукалкой могу справиться в одиночку. Пушки и противотанковые орудия не изучали, ибо незачем, как и танки с самолетами. Хотя я бы не против был освоить, скажем, «лаптежника», да и «мессер» штука интересная. Всей техникой, без исключения, пользоваться было тяжело, все же возраст еще неподходящий. Особенно трудно было с бронетранспортером. «Ганомаг» очень тяжел в управлении, особенно нам, ведь мы были фактически детьми. Освоить-то его я освоил, но наравне со взрослыми ездить не смогу.
Со стрельбой тоже было все не так гладко, как хотелось бы. После пробных стрельб инструкторы остановились на МП-40, у него была самая слабая отдача и более или менее легкий спуск. Винтовки были неудобны как по весу, так и по размеру. Шутка ли, многим мальчишкам немецкую винтовку было не удержать. Во время прицеливания, а ведь надо еще и стрелять, причем точно стрелять, винтовку постоянно клонило вперед и вниз. А вот пистолет-пулемет освоили все, так же, как и простой пистолет «люгер».
Но все же упор делался на взрывное дело. Проникнуть, иногда открыто, пользуясь нашим возрастом и происхождением, на нужный объект и заминировать его. Моим первым заданием, с которым я и вышел сюда, было наблюдение, а по возможности, минирование важных объектов. Список объектов фрицы дали самый полный. В первую очередь, это штаб воинской части, на том участке, где мы перешли линию, Чуйкова, кстати, штаб-то. С собой у каждого из членов команды было три килограмма взрывчатки, хватит с лихвой. Внедрение к врагу, имелось в виду в ряды солдат Красной армии, особенно поощрялось. Мы были способны вести агитацию, стараться убедить советских солдат в бессмысленности сопротивления. Этим с нами, мальчишками, занимались особо.
И вот я у своих вроде бы, но меня хотят тупо расстрелять. Как быть? Надо включать навыки, вдолбленные немцами, и пытаться разговорить командира, будет это тяжело, мужик серьезный попался.
– Зачем вы так? Я же не упираюсь, все расскажу, для этого и шел. Вы ничего обо мне не знаете, а сразу решили в расход… – потер я щеку. Удар хоть и был не во всю силу, но все же это удар взрослого мужика.
– Наши дети шли на смерть против врага, а ты продался! Не о чем с тобой разговоры вести, справимся и без твоих важных сведений.
Какой же упертый командир попался, жаль, но что поделаешь теперь. Имея возможность извлечь выгоду для своего подразделения, он пресекает все попытки получить от меня сведения. Злоба его в общем-то понятна, сколько таких детей, как я, погибло и в лагерях гниет, а я тут на немцев пашу.
– Что здесь происходит? – довольно властный голос прервал гневную речь капитана, заодно дав мне надежду.
Все же в своем подразделении даже ефрейтор является начальником, а уж целый капитан тем более. Он хотел и мог сделать со мной все, что захочет, а при появлении старшего по званию власть капитан терял.
– Да вон, змееныша поймали. Немцам служит, наш вроде, – брякнул капитан.
– Я не служу немцам, а числюсь в спецкоманде, это разные вещи. Как только получил шанс, воспользовался и бежал, – покачал я головой. Блин, дадут ли мне высказаться, столько всего в голове держу, что лопнет скоро.
– Нестеров, почему не доложил, опять хотел «языка» расстрелять? А ну, дай мне бойца, я забираю этого пленного!
Вот, может, все же что-то выгорит…
Через полчаса меня развязали наконец и посадили на табурет. Как он сохранился тут, в городе, удивительное дело. Находился я, судя по всему, на небольшом командном пункте где-то среди развалин города. Из того, что видел и слышал у немцев, командование Красной армии располагается на берегу Волги, в различных пещерах и штольнях, а тут мы явно были где-то в паре кварталов от передовой. Передо мной сейчас находились сразу три командира, один из них был явно представителем НКВД, знаки различия соответствуют, кстати, именно он меня и увел из-под расстрела. Этот военный был ужасно усталого вида, будучи когда-то жгучим брюнетом, сейчас блестел серебром на голове. Сильный и крепкий, возможно, спортсмен бывший, он вызывал уважение своим внешним видом, в первую очередь опрятностью этого самого вида. На остальных, кого удалось видеть уже тут, форма вся выгоревшая, побелевшая от пота и солнца, а у особиста, буду звать его так, хоть и старая, но видно, что за ней следят. Педант, не иначе, а может, просто запасную недавно надел, кто его знает.