– Долго тут нельзя сидеть, слышишь, опять грохотать начали!
Забрезжил рассвет, ночь заканчивается, мы уже были сухими, и мама предложила идти дальше.
– А куда? – спросил я.
– Отойдем немного подальше от города, будем искать людей. Должны же бежать люди от войны, видел, сколько через Кобрин шло?
– Ага, много, – кивнул я.
Когда стало светло, идти по лесу было легко и приятно. Через пару часов пути случилось то, что вновь сыграло злую шутку со мной и мамой. Возле кромки поля, на которое мы случайно вышли, наткнулись на четверых солдат. Это были наши, красноармейцы. Все грязные, как чушки, в бинтах и тряпках, пропитанных кровью, было непонятно, как они сюда вообще зашли.
– Кто такие! – Нас с мамой встретили стволы двух винтовок, направленные в нашу сторону.
– Беженцы мы, – быстро ответила мама, прижав меня к себе.
– Откуда? – Винтовки опустились, а я разглядел тех, кто их держал. Странно, что вообще смогли поднять оружие, ранены были все. Рядовые вроде, род войск не понять, гимнастерки в грязи, не разглядеть. У одного, что сейчас лежал на земле, рядом лежит фуражка, густая трава мешает разглядеть, но как бы не зеленая она. Погранцы, что ли?
– Из Кобрина, – продолжала мама. – Вы ранены, вам помочь?
– Спасибо, бинтов все равно больше нет, да и промыть нечем.
– Ну-ка, – мама как-то быстро принялась командовать, – показывайте, у кого серьезнее всего, сейчас сарафан распущу и будет вам бинт! – Она и правда достала из мешка сменный сарафан, в разноцветный горошек, и принялась его рвать на ленты. Я хотел было подойти к солдатам, когда мама окликнула меня:
– Захарка, иди сюда, нужно на тряпку пописать. – Я обалдел, а она повернулась к солдатам и разъяснила: – Детская моча очень полезна, выведет всю грязь и снимет воспаление!
Надо отдать должное солдатам, даже не думали противиться или перечить. Оба, что были с оружием, дружно указали на одного бойца, который лежал в стороне. Это возле него лежала фуражка с зеленым околышем.
– У него ранение в живот, он самый плохой, но там пулю вытаскивать нужно, не поможете вы.
– Плохо. Он в сознании?
– Нет, уже час как бредит, глаза не открывает.
– Извините, ребята, но он, скорее всего, не выживет, – грустно проговорила мама, опустив глаза.
– Да и сами понимаем. Вон у Петро ногу посмотрите, осколком зацепило, еле шел.
– А вы сами? – мама обвела взглядом обоих активных пока солдат.
– Да мы нормально, царапины, устали очень. У вас ничего поесть нет? – Мама развела руками, у нас и правда ничего уже не было, ночью доели то немногое, что она с собой прихватила из дома.
– Откуда вы, ребята, из крепости?
О, а ведь точно, Кобрин совсем недалеко от Бреста!
– Вышли в крепость, батальоном, еще двадцать второго, мы у вас под Кобрином были. А по пути налет, раздолбали под орех. Этого парня, пограничника, подобрали в лесу, он еще говорить мог, а мы трое из одного батальона. Пехота. Пограничник сказал, заставу с землей сровняли, его и еще троих отправили в соседнюю часть, за подмогой, связи не было уже, по дороге нарвались на немцев, и все, кроме него, полегли прямо там, в поле.
– Беда… – прошептала мама.
– Ничего, – подхватил еще один солдатик, до это молчавший, – отдохнем, чуть подлечимся и выкинем немца обратно, в их поганую Германию!
Да, люди этого времени живут лозунгами, те, кто соображает слабо, ну, или у людей просто сложилась привычка думать именно так. Их ведь старательно учили, воспитывали, прививая мысль о всемогуществе Коммунистической партии. Большевики реально считали, что раз партия сказала надо, то простые люди из кожи вылезут, но сделают.
Они еще долго разговаривали, мама и бойцы, я почти не слушал. Разглядывал их, включая и мою новую маму, интересно же. Другая эпоха, совсем другие люди. Они по-другому думают, мыслят, говорят и поступают. Я уж и не вспомню, видел ли я в своем времени людей с таким мировоззрением. Вначале, вникая в смысл разговоров, я чуть не закричал, что они заблуждаются. Такой наивности мы, люди двадцать первого века, не встречаем давно, изжили ее.
Что послужило причиной того, что мы с мамой пошли вместе с красноармейцами дальше, не знаю, но на том месте мы провели день, а к вечеру выдвинулись. День не просто сидели, прячась, пришлось и потрудиться, даже мне. Не приходя в сознание, умер пограничник, ранение было слишком тяжелым. Копали могилу, солдаты были усталыми и к тому же ранеными, поэтому и пришлось нам с мамой помогать. Лопатки, аж две штуки, у солдат были, поэтому проблем с копкой не было, а вот стоять в яме и выкидывать наверх тяжелую землю для меня еще трудновато. Ну нет еще столько сил, чтобы наравне со взрослыми пахать. Смешно, я прежний старше всех тех, кто сейчас вокруг меня, но выгляжу как ребенок, вот и относятся ко мне все именно как к пацану.