– Я знаю, как передавать такие записки. – Не без гордости сказала «курьерша», взяла стакан, чайную ложечку, кусок комового сахара и направилась к выходу. Уходя, сказала отцу. – Ты, Хаим, жди меня здесь, я скоро приду. – И отец остался ждать её.
Тем временем я Вам поясню, хоть Вы и не спрашивали, почему Ента, идя к Головичерам, «взяла с собой стакан, чайную ложечку и кусок комового сахара», а мой отец дал ей «пару монет на баранки». В этом нет секрета.
Когда-то мои дедушки строили свои дома на «Новой Селитьбе» – так назвали отведенный участок земли на окраине Хотимска. Сотни семей строились в это же время, в том числе и Ента с мужем. Потом у них родилась дочь. Один-единственный ребёнок. Она выросла и превратилась в красивую девушку. А тут как раз местный парень прибыл из армии домой, в Хотимск, в отпуск. Он встретил их дочь, влюбился в неё, женился на ней и увез её отсюда – туда, где он служил. Потом умер муж Енты. С тех пор она «горюет» одна. Зять, дочь, внуки присылают ей некую сумму денег на пропитание. На жизнь хватает, да и ладно…
Дочери Лейба Головичера не оставляли одинокую старушку Бабу Енту. Они помогали ей кой чего сделать по дому. Хоть она им и не родня, а всё-таки соседка. А это много значит. Сосед должен помогать соседу.
Бабушка Сара предложила Енте не ставить самовар для неё одной. – Приходи к нам в пекарню, там весь день кипит самовар, мы все пьем, и ты пей.
С тех пор прошло много лет, а Баба Ента, когда ей вздумается, приходит пить чай со своим стаканом. Опустив в стакан кусок комового сахара, отпив со стакана несколько глотков, она его доливает кипятком из самовара, благо, что самовар рядом, и постоянно кипит, и пьёт она, доливая, до тех пор, пока чувствуется сладость в чае.
Ну вот, баранки съедены, чаепитие кончилось.
Баба Ента пошла домой…
А вот она уже дома.
– Ну, Хаим, всё в порядке. Ревекка сказала, что придет.
Отец поблагодарил Енту за оказанную ему услугу и ушел.
В тот же день мои будущие родители встретились на заветной скамейке в саду. Хаим рассказал, как он провел свою беседу с отцом и матерью. Ревекка слушала и улыбалась, она была рада результатам его разговора с родителями. На её лице, как на барометре, где можно видеть перемену погоды – ясно, пасмурно – была видна перемена настроения.
Её улыбка, которую Хаим так любил, сменилась унынием. Он это заметил, и тотчас же спросил: – Что с тобой, милая? Ты больна? Что-нибудь случилось? – Начал её обнимать, целовать. – Скажи же, что?
– Ни то, ни другое. – С «деланной» улыбкой ответила она. – Пройдет.
– Ривочка[73], ты что-то от меня скрываешь? – Спросил Хаим с тревогой, пристально поглядев ей в глаза, не выпуская её из объятий. – Ты расскажи, пожалуйста, ты вчера говорила с родителями?
– Да. Говорила. – Ответила Ревекка, словно отрезала это слово, из всего того, что она должна была рассказать. – Говорила, попусту, а толку-то что из этого разговора. Одна нервотрепка. – Слова моей матери: – «Да, говорила» и «Одна нервотрепка» сказанные ею, в ответ на просьбу моего отца, «являются итоговыми» по содержанию разговора дедушки Лейбы с дочерью Ревеккой.
Мама пришла домой вечером. Бабушке Саре, своей маме, она сказала, что была на хуторе у тети Фриды[74], та приболела, сейчас ей немного лучше. Действительно, на хуторе в трех километрах от Хотимска, жила у своей дочери с семьей двоюродная сестра бабушки Сары, как раз у неё «наши» изредка бывали. Возвращаясь оттуда, её нагнала подвода, на которой ехал Хаим. Он ехал из города Климовичи. Он сказал ей, что «призывная комиссия» освободила его от службы в армии «по болезни».
Бабушка Сара улыбнулась, и сказала. – Слава Богу, я очень этому рада.
Ревекка приняла улыбку матери, и то, что мама очень рада его «освобождению» от призыва, за «чистую[75] монету», и переспросила свою маму. – Правда ли мама, что ты рада?
– Почему бы и нет? – Переспросила, теперь уже, бабушка. – Хаим – красивый, умный, толковый еврейский парень, он мне всегда нравился.
У Ревекки от маминых похвал Хаима вскружилась голова и она разоткровенничалась, сказав, что у неё с Хаимом давнишняя любовь… Освобождение Хаима от службы в царской армии как раз кстати, и они решили пожениться.
Услышав заявление дочери, бабушка Сара, по своей натуре, очень даже спокойная, но тут, потеряв самообладание, громче обычного сказала: – Да ты что, дочь? Замуж? Без отцовского разрешения?
Но тут бабушка срочно прервала своё возмущение, так как из города вернулся дедушка Лейб. Бабушка решила сегодня ему ничего не говорить. Завтра утром, во время завтрака, она ему всё расскажет, и не «громом», а намеками.