Мой отец в ту пору был на заводе. Он побежал домой к С. Г. Этингеру (его дом в ста шагах от завода), и попросил выездную лошадь, чтобы отвезти меня в Клетнянскую больницу, за четыре версты от завода.
– Он у нас не работает. – Сказал владелец завода. – Идите и наймите себе подводу на стороне. – Так и не дал лошади.
Мы с отцом, конечно, побежали домой‚ с версту, наняли у соседа лошадь. Отец предварительно обработал раны политурой66 и лаком, и бинтом, и мы поехали в больницу.
«Больница» – так назывался Клетнянский медпункт. Прием больных ведет врач Герасим Павлович. Он же обслуживает больных в больнице. Он же выезжает по вызовам к больным в радиусе 10-15 верст, на подводе «больного», днем и ночью. Причем доктор никогда заранее не обусловливал сумму гонорара. Сколько дадут‚ на том и спасибо.
Герасиму Павловичу в 1913 году было далеко за 50 лет, а он был безотказный, его все ЛЮБИЛИ.
Прием по женским болезням вела акушерка Мария Васильевна‚ здесь, в больнице, и по району. Она была гораздо моложе Герасима Павловича.
Отказ С. Г. Этингера о предоставлении своей лошади отцу ехать со мной в Клетнянскую больницу обсуждался на Клетнянском Синагогальном Совете Общины. Помимо порицания, он внес в кассу Общины 50 рублей.
Месяца через два, в Январе 1914, я вышел на работу на лесопильный завод.
Я зашел в контору завода‚ С.Г. позвал меня к себе в кабинет.
По нему было видно, что он в «деланном» хорошем настроении, хотя его улыбающимся редко кто когда видел.
Таков он был.
– Проходи, – сказал он мне. – Сюда, ближе, садись.
Я сел на стоявший у стола стул и приготовился к его обычно-любимому разгону.
– О тебе говорят на поселке, да и в СИНАГОГЕ, что ты ГРАМОТНЫЙ.
Я сделал вид глазами‚ словно сказал. – Ну, что же в том, что я грамотный? – И продолжал молчать.
– Так вот. – Сказал он громко и внушительно, словно, эти слова он отрубил топором от чего-то целого, единого и хочет вдолбить их мне в голову, сделав при этом паузу во времени. – Я хочу тебя поставить у нас на лесном складе досок «бракировщиком» по размерам и сортам. В твоем распоряжении будут все рабочие склада. Их всего – 24 человека‚ трое из них пьяницы, пьют ЗАПОЕМ. – С.Г. спросил меня. – Ты знаешь, что это значит – «запоем»?
– Знаю. – Ответил я. – Пропивают всю одежду с себя.
– Зато потом работают за ДВОИХ, – добавил ХОЗЯИН. – Аккуратно веди на них рабочую табель.
Я начал вертеться на стуле, то вставать, то снова садиться.
С.Г. не мог не заметить мои движения и спросил. – Ты согласен пойти на эту работу?
Откровенно говоря, я был ошарашен таким серьезным предложением. Я привык, что такие вопросы всегда решал отец, а сейчас я должен решать САМ, а вдруг отец будет «против»?
За полтора года моей работы на заводе, с Июня 1912 года по Январь 1914 года, нас, подручных неоднократно посылали на склад складировать гонт в пачки, по двадцать штук в пачке, и увязывать их тонкой проволокой. Эта работа проходила вблизи железной дороги, все время со складскими рабочими, больше того, я почти всех их знал по имени и отчеству, в равной мере и они знали нас, подручных.
И вдруг я – их начальник…
Над этим, пока я сидел здесь, все время думал, а высказать свои опасения «хозяину» у меня смелости не хватило.
– А сейчас, ЛЁВА, иди к нашему «калькулятору67» Якову Бабину, он знает о твоем назначении на эту должность. По всем вопросам работы обращайся к нему.
Я поднялся со стула, чтобы идти по назначению, но хозяин остановил меня.
– Обожди. Жалованье тебе, пока что, будет 25 рублей в месяц. Потом увидим…
В конторе завода работали три человека: бухгалтер И. Ф. Бабкин; распиловщик Б. А. Ноткин; и калькулятор Я. М. Бабин. Теперь уже четвертый – я‚ с маленькой буквы.
Свое жалованье я получаю здесь, в конторе, и по-прежнему «на честном слове»‚ без росписи в получении.
– В чем дело? Почему?
На сей раз, как свой своему, бухгалтер пояснил мне суть вопроса.
– ПО ПОЛОЖЕНИЮ О НАЙМЕ РАБОЧИХ, ДЕТИ ДО ПЯТНАДЦАТИЛЕТНЕГО ВОЗРАСТА НА ПРОИЗВОДСТВО НЕ ДОПУСКАЮТСЯ.
– Вот, к примеру, случай с тобой. По огласке‚ появится фабричный инспектор, спросит. А ему скажут, что это чужой‚ чей-то мальчик, каких здесь, при открытых воротах завода, немало бегают. И покажут инспектору «ведомость по зарплате».
– В ведомости такой фамилии нет? – Нет. – Значит, и разговоров нет и быть не может. Особенно когда инспектору «НЕЗАМЕТНО» положат «красненькую68» бумажку, то есть, десять рублей, в его карман.
– ПОНЯТНО? – Спросил он меня.
66
Политу́ра (лат. politura – шлифовка, полировка, отделка) – жидкость, используемая в отделочных работах. Политурой покрывают деревянные поверхности, чтобы добиться зеркального блеска, и сохранить и чётко выявить текстуру древесины. Представляет собой спиртовой раствор смолистых веществ. Благодаря высокому содержанию спирта в политуре иногда её используют для приготовления очень дешёвого алкогольного напитка.
68
Новые ассигнации выпустили в 1786 году. Большие номиналы 100, 50 и 25 рублей ходили в узком кругу очень обеспеченных людей. А вот пятёрки и десятки ушли в народные массы, где им тут же дали прозвища «синенькая» и «красненькая».
Прозвища оказались устойчивыми и продержались века. Синий основной цвет пятирублёвки и красный на десятирублёвке был даже на купюрах СССР периода 1961-1991 годов.