Выбрать главу
То слышится гармоника губная, То детское молочное пьянино - До-ре-ми-фа И соль-фа-ми-ре-до. Бывало я, как помоложе, выйду В проклеенном резиновом пальто В широкую разлапицу бульваров, Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном, Где арестованный медведь гуляет - Самой природы вечный меньшевик, И пахло до отказу лавровишней!… Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен… Я подтяну бутылочную гирьку Кухонных крупно скачущих часов, Уж до чего шероховато время, А все- таки люблю его за хвост ловить. Ведь в беге собственном оно не виновато. Да, кажется, чуть-чуть жуликовато.

Мандельштам увидел драматическую смену простодушной уличной городской культуры культурой механической, идеологически выдержанной, нового, социалистического города, лишающей людей свободного дыхания, свежего воздуха:

Из густо отработавших кино Убитые, как после хлороформу, Выходят толпы. До чего они венозны, И до чего им нужен кислород…

Как- то разом исчез весь этот пестрый городской люд - ремесленники, торговцы, гадалки, артисты - вместе с коллективизацией, индустриализацией, построением второго фундамента социализма. Социализм уничтожил всю эту живую жизнь старого города.

10 декабря 1990 г.

Редакция благодарит вдову Г. А. Лесскиса К. Н. Атарову за любезное разрешение на публикацию. Текст печатается по экземпляру, хранящемуся в архиве Международного Мемориала.

Великие события пришли сами

Воспоминания Марка Слонима о революции 1917 года

Марк Львович Слоним - фигура, вероятно, самая оправданная для беседы о 1917 годе. Литературовед, публицист, редактор, переводчик и преподаватель, он был не просто свидетелем русской революции, но членом Учредительного собрания, разогнанного морозной январской ночью в Таврическом дворце.

После тех событий, о которых идет речь в интервью, Слоним эмигрировал, поселился в Праге, где преподавал в Русском университете, с 1922 по 1932 год был литературным редактором и ведущим критиком журнала «Воля России», сотрудничал в «Современных записках» (Париж) и других изданиях. Он охотно печатал начинающих, интересовался советскими писателями, поддерживал Марину Цветаеву.

Когда к концу 20-х финансовые обстоятельства сильно пошатнулись, Слоним перебрался в Париж, где организовал литературное объединение «Кочевье» с его популярными «устными журналами». С началом Второй мировой войны Слоним бежал в США, где в течение 20 лет преподавал русскую литературу. В 1963 г., выйдя на пенсию, поселился в Женеве, поддерживая общение со своей соседкой и дальней родственницей (но не политической единомышленницей) Верой Слоним - женой Владимира Набокова. Много выступал у микрофона «Радио Свобода».

Перу Марка Слонима принадлежат книги «Русские предтечи большевизма» (1922), «От Петра Великого до Ленина» (1922), «Портреты советских писателей» (1933), «Три любви Достоевского» (1953), трехтомная «История русской литературы» на английском языке (1950-1964) и др.

Скончался в 1976 г.

- Родился я в 1894 году в Новгороде-Северском, в Черниговской губернии. Образование получил в Одесской Третьей гимназии. Отец мой был адвокатом, жил по преимуществу в Туле. Мать - сестра известного литературного критика Юлия Айхенвальда. Был у меня брат старше на семь лет. Уже в юношестве он вступил в партию социалистов-революционеров. Так что имена известных социалистов-революционеров, соответствующие книги - все это я узнал в отрочестве.

В 1912 году, по окончании гимназии, я уехал за границу. Жил во Флоренции, учился во Флорентийском университете. В 1915 году вернулся в Россию, поехал в Петроград, поступил там в университет. К моменту революции я был на 4-м курсе.

- А что же именно заставило вас понять, что революция пришла?

- 23-го я увидел первую большую манифестацию на Невском, народу было огромное количество. В тот же день позднее я опять вышел на улицу, но демонстрацию к тому моменту уже разогнали. Разгоняла ее поначалу только конная полиция, солдаты шли грудью, но не стреляли. Меня поразила полная темнота в пять часов дня, я увидел, как проводили по Невскому полевой телефон, солдаты грелись у костров. Ощущение было, что готовятся к чему-то очень важному. На другой день, 24-го, демонстрация продолжалась и показалась мне гораздо более серьезной, потому что толпа кричала не только «Хлеба!», но и «Долой самодержавие!» В толпу начали стрелять. Я был в рядах демонстрантов у Казанского собора и в 3 часа вдруг услышал этот ужасный звук разрывающегося полотна - это пошли в ход пулеметы, толпа опрометью бросилась бежать. Я со всеми вместе бежал и слушал цоканье копыт казацких сотен, которые разгоняли людей.