Интересна фигура ее наставника, профессора-антрополога Франца Боа. В 1924 году на курсе антропологии в Колумбийском университете у него было только четыре студента. «Он вел себя, словно генерал, имевший в своем распоряжении только горсточку солдат, которые должны были спасти всю страну», — вспоминает Мид. Значимым был каждый этап работы. Боа руководил ее исследованиями американских индейцев. Молодая Маргарет хотела изучать полинезийцев.
«Таким образом, я делала то, чему меня научил отец, когда я работала с ним», — откровенно вспоминает Маргарет Мид, хотя позднее она отрекалась от этого. Интуиция подсказала ей, что скоро наставник начнет подавлять ее. Маргарет умело сыграла на чувстве мужского соперничества, дав отцу понять, что Боа пытается управлять его дочерью. Это сделало свое дело. Наставник уступил, отец обеспечил ее деньгами на кругосветное путешествие, муж остался заканчивать свое обучение, и Маргарет отправилась в Самоа, надеясь только на свои силы и сохранив свою девичью фамилию.
На борту судна она выдержала нападки влюбленного в нее антрополога из Новой Зеландии Рео Фортуне, приятного, погруженного в себя аскета, который по своим профессиональным навыкам значительно превосходил Мид. Она не могла сравнить его и с отцом. Маргарет вернулась к своему супругу, чтобы заполнить свою жизнь детьми.
Когда врач-гинеколог сказал, что у нее не может быть детей, двадцатипятилетняя Маргарет полностью перестроила свое будущее. Она решила, что, если у нее не будет детей, то «профессиональное партнерство с Рео более целесообразно, чем работа вместе с Лютером в его карьере по обучению социологии», и вышла замуж за Рео.
Следующий и наиболее экзотичный период ее жизни прошел в Новой Гвинее. Мид исполнилось тридцать лет, и она только что освободилась от переживаний кошмарных месяцев во враждебной стране Мундугумор, где нежеланных детей обычно топили в воде. Они с Рео задыхались от недостатка интеллектуального общения. Между ними сейчас уже наблюдалось опасное соперничество. В милой деревушке Иатмул разразился конфликт, в который вынужден был вмешаться британский антрополог Грегори Бэйтсон, который путешествовал с ними за компанию. Он был совершенно не похож на них. Его Кембриджское образование давало ему уверенность в себе. Миролюбие этого высокого невозмутимого человека резко контрастировало с темной ревностью Рео и утомительным соперничеством. Рео хотел писать книги, не деля свой труд с Маргарет.
Чувства Грегори и Маргарет сформировались в совместных исследованиях. Они полюбили друг друга. Потенциальный любовный треугольник просиживал ночи напролет в маленькой, защищенной от москитов комнате, дискутируя о взаимоотношениях между полами и темпераментами. Это стало предметом следующей книги Маргарет.
Одну из ночей троица провела на полу гостиницы в поселке, ожидая нападения недружелюбных соседей. Грегори пытался успокоить недовольных жителей на их родном наречии, Рео держал наготове револьвер. Нападения не произошло. Однако назревал кризис между этими людьми. Когда Рео просыпался, то слышал, как Маргарет и Грегори мило ворковали друг с другом.
Через три года Маргарет Мид вышла замуж за Грегори. Первые годы этого брака были самыми замечательными в ее жизни. Они были прекрасными партнерами по уму и темпераменту. В Бали они достигли больших успехов в своих исследованиях и работали ночи напролет, проявляя пленки. Запланировав сделать две тысячи снимков, они привезли домой двадцать пять тысяч фотографий.
Воспоминания об их совместных исследованиях одновременно и волнующи и пронизаны тоской. «Я думаю, хорошо иметь такую модель, даже если она включает интенсивную работу, в которую сконденсировались эти несколько лет, что пролетели так быстро». Больше ей никогда не удавалось повторить подобный эксперимент.
Даже ее опыт матери был исключителен. Когда наконец родился ребенок, в хорошо налаженной жизни Маргарет Мид произошли некоторые изменения. Генерал уже была в возрасте — ей было тридцать восемь лет… И она не знала, как это событие отразится на ее карьере. Сам Бенджамин Спок присутствовал при рождении ее дочери. Она привезла ребенка домой к отцу в Филадельфию и вручила его молодой няне и экономке. Как-то у девочки заболел живот. «Мы отпустили няню и провели субботу и воскресенье, ухаживая за ребенком», — пишет Мид.
Грамматика американской няни была недостаточно хороша, как считал британский отец. Тогда супружеская пара сняла апартаменты в Манхэттене и пригласила настоящую няню из одного великолепного дома в Англии. Мид начала работать неполный рабочий день в Музее естественной истории, кормила ребенка грудью и в перерывах преподавала. Она обожала Кэтрин. Поздний ребенок, которого приносили родителям после купания утром и на несколько часов вечером, когда они возвращались с работы, был настоящей игрушкой. Вы скажете, обычный опыт американской семьи? Едва ли.
Скоро Мид обнаружила более приятный и эффективный способ выполнения работы. Она присоединилась к кооперативному хозяйству. И снова решение было исключительным. Оно зависело от тесного сотрудничества Мид с социологом Лэрри Фрэнком и от экстраординарных услуг его третьей жены, которая была традиционной заботливой женщиной. Мэри Фрэнк вышла замуж за вдовца с пятью детьми. Она была молода и красива, и ей выпало играть роль матери и экономки.
Проведя два лета за исследованиями, семьи решили объединить усилия. Дом супругов Фрэнк в поселке Гринвич стал их пристанищем в годы войны. Мид была немедленно освобождена от домашних забот и проводила много времени в Вашингтоне вместе с Лэрри Фрэнком, который посвятил ее в проблемы взаимосвязей между науками. Они возвращались домой в конце недели. Мэри Фрэнк занялась воспитанием дочери Мид. Бэйтсон находился в армии за океаном.
Мне была любопытна личность Мэри Фрэнк, вокруг которой вращались три крупных ученых-социолога. Была ли она довольна своей ролью матери?
«Да, — отвечала Маргарет Мид. — Не всем нужно работать». Мид торопливо добавила, что она оплачивала половину расходов на повара и на уборщицу, освобождая таким образом Мэри для занятий с детьми.
А зависти не появилось?
«Ну, я думаю, у Мэри не было и мысли, что я знаю, как сварить яйцо, — объясняла Мид с улыбкой, сквозь которую просвечивала гордость за стратегию прошлого. — Я действовала, как муж, вернее, как дополнительный мужчина в доме. Я просто думала, что легче уступить ей руководство в этих вопросах. Я была ужасно занята».
Я завела разговор о таком элементе брачного союза, как верность.
«Представьте себе группу людей, в которой действует запрет кровосмешения ее членов. Когда жизнь каждого из этой группы зависит от другого, никто не захочет раскачивать лодку. Брачный союз достаточно трудное дело, даже если это чистая моногамия. Полигамия, требующая большей обоснованности, еще сложнее. А групповой брачный союз — это для любого слишком трудное дело. До сих пор это нигде не практиковалось. Это просто фантазии».
Вот такими продуктивными были результаты двухгодичного профессионального сотрудничества с Бэйтсоном. Однако прошла еще четверть века, прежде чем их работа повлияла на антропологические исследования. Что же касается их чувств, то они постепенно остыли.
В книге Маргарет Мид можно найти такие строки:
«Атомная бомба разорвалась над Хиросимой летом 1945 года. В этот момент я разорвала все страницы своей только что законченной книги. Ни одно предложение не отвечало современному положению вещей. Мы вошли в новую эру. Годы, когда я была женой, сотрудничавшей с мужем, и пыталась соединить интенсивную исследовательскую работу с активной личной жизнью, также закончились».
Позднее я спросила Маргарет, почему взрыв бомбы ознаменовал окончание определенного этапа ее жизни как жены, сотрудничающей с мужем, и как ученого.
«Потому что я развелась», — ответила она. При переходе к среднему возрасту Мид разорвала всю структуру своей личной жизни и жизни ученого-профессионала, которая поддерживала ее раньше, и начала строить новую систему поддержки. Ее интеллектуальная жизнь пошла в новом направлении, она стала заниматься деятельностью, связанной с психическим здоровьем человека. Она научилась работать одна или в сотрудничестве с женщинами-антропологами. Она научилась жить одна или разделять апартаменты с коллегой-женщиной. Она все еще оставалась учителем-наставником, опекала студентов, ворчала на них и рекомендовала на гранты.