– О’кей, – недоуменно отзываюсь я. – А что в нем странного?
Касл смотрит на свои руки, потом переводит взгляд на стенку.
– Что вы знаете об Океании?
– Очень мало.
– Что конкретно?
Пожимаю плечами:
– Ну, могу показать ее на карте.
– Но вы там не бывали?
– Шутите? – недоверчиво гляжу я на него. – Конечно нет! Каким бы образом? Родители забрали меня из школы и провели по всем кругам ада системы, запихнув под конец в сумасшедший дом!
Глубоко вздохнув, Касл прикрывает глаза и четко произносит:
– Было ли что-нибудь запоминающееся в ответе, который вы получили от главнокомандующего Океании?
– Нет, – отвечаю я, – ничего такого.
– Вот как?
– Ну, может, язык не совсем формальный, но это же вря…
– Что конкретно вы имеете в виду?
Опускаю взгляд, припоминая.
– Ну, ответ был очень коротким, что-то вроде: «Не терпится увидеть вас», без подписи и даты.
– «Не терпится увидеть вас»? – озадаченно повторяет Касл.
Я киваю.
– Не «встретиться с вами», а «увидеть вас»? – уточняет он.
Снова подтверждаю кивком.
– Я же говорю – не совсем формально, но ведь вежливо! Мне это показалось позитивным знаком, с учетом обстоятельств.
Касл тяжело вздыхает и отворачивается к стене, сложив пальцы под подбородком. Я рассматриваю его острый профиль, когда он неожиданно спрашивает:
– Мисс Феррарс, что мистер Уорнер рассказывал вам об Оздоровлении?
Уорнер
Я сижу один в комнате для совещаний, рассеянно водя рукой по стриженой голове, когда входит Делалье, везя за собой маленький стол-тележку с кофе. На его лице умеренно теплая, неуверенная улыбка, которой я привык доверять. В последние дни работы стало еще больше и, к счастью, у нас нет времени обсуждать щекотливые подробности недавних событий. Сомневаюсь, что и позже нам захочется к ним возвращаться.
За это я бесконечно благодарен судьбе.
Мне здесь спокойно – с Делалье. Здесь я могу сделать вид, что моя жизнь почти не изменилась.
Для солдат Сектора 45 я по-прежнему регент и командир, в мои обязанности входит организовать и вести тех, кто поможет нам противостоять остальной части Оздоровления. Отсюда естественным образом вытекает обязанность провести огромную реструктуризацию и скоординировать дальнейшие шаги, и Делалье в этом деле незаменим.
– Доброе утро, сэр.
Киваю в ответ, и он наливает нам по чашке кофе. Как лейтенант Делалье не обязан сам наливать себе кофе по утрам, но мы предпочитаем приватность.
Сделав глоток густой черной жидкости – в последнее время мне стала нравиться вяжущая горечь, – я откидываюсь на спинку стула:
– Что нового?
Делалье, закашлявшись, поспешно возвращает чашку на блюдце, пролив несколько капель:
– Сегодня новостей довольно много, сэр.
Я наклоняю к нему голову.
– Строительство нового центра управления идет по графику. Окончательного завершения можно ожидать в ближайшие две недели, но жилые помещения будут готовы принять проживающих уже завтра.
– Хорошо. – Наша новая команда, которой руководит Джульетта, разрослась до внушительных размеров и обзавелась множеством отделов, требующих надзора. За исключением Касла, который отгородил для себя маленький кабинет, все начали пользоваться моим личным учебным центром как штабом. Вначале это казалось практичным – вход туда есть только из моих личных покоев, но теперь по базе свободно перемещается целая толпа, и ко мне часто входят, даже не постучав. Незачем и говорить, что это сводит с ума.
– Что еще?
Делалье сверяется со своими записями:
– Удалось отыскать архив вашего отца – поиски и возвращение заняли довольно много времени… Я велел поставить коробки в вашей комнате, сэр, чтобы вы лично открыли их на досуге. Я подумал… – Делалье деликатно кашляет, – мне показалось, вам захочется разобрать оставшиеся после него личные записи до того, как они перейдут к нашему новому Верховному главнокомандующему.
Меня наполняет холодный ужас, тяжелый, как свинец.
– Боюсь, просматривать придется много, – продолжает Делалье. – Журналы, отчеты, личные дневники… – Он колеблется и добавляет тоном, понятным только мне: – Надеюсь, его записи будут вам полезны.
Я встречаюсь взглядом с Делалье. В его глазах беспокойство и забота.
– Спасибо, – тихо говорю я. – А я почти забыл…
Наступает неловкое молчание. Несколько мгновений ни он, ни я не знаем, что сказать. Мы еще не говорили о смерти моего отца, зятя Делалье, отвратительного мужа его покойной дочери, моей матери. Мы никогда не говорим о том, что Делалье – мой дед, единственная замена отцу, оставшаяся у меня в этом мире.