Выбрать главу

Зейн схватил меня за бедра, сталкивая с них мои руки. Даже когда мы спорили, что случалось нечасто, ему требовался полный контакт. Я и любила, и ненавидела это. Ненавидела потому, что чаще всего это меня отвлекало, и я теряла ход мыслей. Любила, потому что Зейн прикасался ко мне. Как такое не любить?

— Дикая кошечка, — начал он ровным тоном. — Покупка одной машины — это не загул. Лекс нуждалась в машине. В безопасной и надежной. И я ее ей купил. И когда, черт возьми, я хоть раз заходил в магазин, где вы с Лекси покупаете себе обувь? Кроме, может быть, магазина «Харлей», и вот еще что, дикая кошечка, — пробормотал он, сильнее прижимая меня к себе. — Я не против увидеть тебя в мотоциклетных ботинках. Только в одних ботинках, — добавил он, уткнувшись мне в шею.

Я охнула, невольно обнимая его за шею. Наши губы сблизились, и Зейн крепко сжал меня за попку. Прямо на пороге дома, на глазах у всего мира. И мне было все равно. Но я знала, что в тот момент, когда он доберется до моих губ, все будет кончено. Его тело поработит мой разум, и я позволю ему купить Лекси тысячу машин.

Нахмурившись, я слегка отстранилась.

— Не отвлекай меня, — упрекнула я, слегка запыхавшись. — Нам нужно закончить разговор.

Зейн вздохнул.

— Нечего заканчивать, детка. Машина куплена. Дело сделано. Назад ничего не вернешь, — заявил он.

Я поджала губы. Он был прав.

— Ты моя, — продолжил он, слегка поглаживая мою челюсть. — Лекси моя. Я забочусь о моих девочках.

Как бы это заявление ни согревало сердце, я не могла не запротестовать.

— Но сейчас, с деньгами Стива и Авы, я могу себе это позволить. Этого они и хотели, — сказала я, не обращая внимания на боль, вызванную упоминанием их имен.

— Многие годы, детка, мне не на что было тратить деньги. Не о ком было заботиться. Так что, я кое-что накопил, — объяснил он.

Я знала, что он не был беден, учитывая его требование взять на себя оплату ипотеки при переезде. Часть денег Стива и Авы пошла на выплату ипотеки, а также моего студенческого кредита. Тут мне удалось ему помешать. Но, к моему великому недовольству, он настаивал на том, чтобы платить почти за все.

— Представь, как приятно иметь не одного человека, о котором можно заботиться, — он сделал паузу. — А двоих. Когда я не думал, что у меня будет кто-нибудь снова. Позволь мне купить Лекси гребаную машину. Я потрачу на вас все свои деньги до последнего цента, и буду самым счастливым сукиным сыном в мире. Мне не нужны такие пустяки, как доллары и центы, когда я чертов миллиардер, и сейчас держу в объятиях половину моего состояния. Другая половина только что уехала, — он чуть не рычал.

Я ничего не сказала, была слишком занята попытками не заплакать от услышанного. Пусть он и был молчуном, но когда говорил, то точно знал, какие слова подобрать.

Он изучал мое лицо, очевидно понимая, что выиграл спор.

— А теперь, раз с этим покончено, могу я тебя трахнуть? — на этот раз он прорычал.

Я могла с полной уверенностью заявить, что наша сексуальная жизнь абсолютно не пострадала. Зейну потребовалось некоторое время для осознания того, что, занимаясь со мной любовью, не обязательно осторожничать, как когда я поправлялась от побоев, любезно нанесенных Сидом. Не то чтобы мне не нравились ласковые, нежные прикосновения мужчины, полностью владевшего моей душой. Всей моей не сломленной, не раздробленной душой. Но в дополнение к новым красивым, нежным моментам, мне хотелось вернуться к грубому, жесткому сексу. Я рисовала линии на красочных татуировках, украшавших его грудь и руки, на которые могла смотреть в любое время, когда захочу. А теперь еще и при дневном свете, учитывая, что Лекси была в школе. Я могла отлынивать от работы, наслаждаясь послеобеденным удовольствием, так как была боссом, а у Зейна был гибкий график. Кроме того, ему нравилось пошуметь, когда мы занимались любовью. Или, точнее, ему нравилось, когда шумела я.

— Почему ты набил все цветные? — тихо поинтересовалась я, разглядывая феникса на его груди, восстающего из ярко-красного и оранжевого пламени.

Я почувствовала, как Зейн повернул голову и перевел взгляд на меня. Повисла непродолжительная пауза.

— Внутри меня клубилось достаточно тьмы, и мне не нужно было, чтобы она покрывала еще и мою внешность, — объяснил он.

Мое сердце чуть-чуть сжалось от этого заявления. От боли за любимого мужчину, с которым я жила. Он многое пережил. Ребенком его избивал отец, а став мужчиной, он потерял все. Потом обрел все заново.