— Ложись! В укрытие! Это «Лютик»! — заорал кто-то позади.
Блин! Как чувствовал, что все идет слишком гладко. Не могли вояки оставить такой объект под охраной одних лишь легких роботов. И вот ответ…
Сперва по ушам ударил тонкий, пронизывающий все тело, свист, вызывая ноющую боль в каждой косточке, а потом словно свет вырубили. Тьма и грохот взрывов, превращающих территорию перед цехами в гектар многократно взрыхленной пашни. На которой, после залпа «Лютика» не остается ничего крупнее фаланги пальца.
Монолитный, многотонный бетонный блок, давший мне временное укрытие, застонал, словно живой, покрываясь трещинами. Индикатор зарядки защитного поля тревожно мигнул, мгновенно уходя в желтую зону… Надо мной густым веером пронеслись десятки, сотни разнообразных осколков… среди которых наверняка были и останки моих «Борисов», а потом зону огневого контакта накрыла мертвецкая тишина.
Повезло… Опять… Видимо, я в этом мире кому-то еще очень нужен.
Выждал немного… Если «Лютик» в спарке, то между залпами обычно не больше десяти секунд, но второго удара не последовало. Можно выдыхать, подниматься и двигаться дальше… Надеюсь, не только я один уцелел.
Вот только полежу чуток… Совсем немножко на зори полюбуюсь. Какие они красивые… спокойные и безразличные ко всей этой мышиной возне, именуемой жизнь.
Звезды и в самом деле великолепны. Яркие, крупные, какими они бывают только в самую тихую, летнюю ночь. И, если ты никуда не торопишься, хотя бы до утра, к тому же выспался днем, ими можно любоваться до бесконечности.
Попискивают в траве цикады, шелестит листвой лес, на твоем плече смотрит сны и размеренно сопит носиком девушка. Вот махнула над поляной бесшумной тенью большая сова… А все, что буквально секунду тому грохотало в ушах и полыхало перед глазами, лишь осколки воспоминаний… Настолько тесно перемешанных с воображением, что большей частью уже и не воспоминания вовсе, а обычные ночные кошмары, знакомые всем, кто хоть однажды побывал в настоящем бою.
И все же… что-то было не так. Не тишина же вырвала меня изо сна, заставляя встревоженно прислушиваться и уже почти привычно искать ладонью рукоять меча. Полежал немного неподвижно, пытаясь понять, что за звук все-таки мог меня потревожить? Но так и не понял… А тревога, тем временем, уже во всю орала внутри, требуя немедленно вскочить и…
В том-то и дело, что, прежде чем дергаться, хорошо понять бы, что именно делать?
С трудом сдержался. Огляделся, сколько смог зацепить глазами, не поворачивая головы и позволял свет от уже притухшего костра.
Телеги на месте, мулы тоже спят или пасутся, не выказывая ни малейшего беспокойства. Мои товарищи — на месте. Только наемников нет, но с этими все понятно… Наверняка на сеновале. В обеих избах, что метрах в двадцати от обоза, темно, тихо… Даже куры в курятнике не шебаршат.
Вот же ж чёртова паранойя, ни днем, ни ночью от нее покоя нет.
Хотел было уже повернуться набок и попытаться найти какой-нибудь более приятный сон, чем просмотр сражений, но именно в этот миг раздался тихий треск сухой ветки. Настолько тихий, что не будь я настороже, то и не расслышал бы. Но я бдел… а ветки сами по себе не хрустят.
Пришлось все-таки ложиться на бок.
Звук долетел с дальнего краю опушки, которая мне не была видна. Поэтому, пришлось поворачиваться лицом в ту сторону. На всякий случай разыгрывая целое представление, с сопением, покряхтываем и причмокиванием… весь набор поведения человека спящего, у которого затекло тело и он решил сменить позу.
Вот умора, если я все это изображаю перед какой-нибудь лесной пичугой, так неосторожно наступившей на ветку.
Пламя костра оказалось за спиной, так что лицо в тени и можно не опасаться, что незваный гость, если он, конечно, есть, сможет разглядеть, что я пристально вглядываюсь в ночь, из-под полуприкрытых век.
Минута… вторая…
Веки становятся тяжелее. Все труднее убедить себя, что я не дую на холодное, удержаться и не закрыть их.
«Считаю до ста… — даю себе последнюю установку, спустя примерно минут десять. — А потом отбой…»
Досчитал до сорока восьми…
Не шелохнув ни одной веткой, от густого кустарника отделилось большое, напоминающее контурами человека, и более темное, чем стена деревьев, пятно. Замерло, будто прислушиваясь, а потом, чуть отойдя от опушки, снова остановилось, повернувшись лицом к избам.
Маг, — а кто же еще?.. — вскинул руку с таким же черным посохом, навершие которого горело тусклым фиолетовым огнем, и взмахнул им в нашу сторону… По лицу скользнула мимолетная приятная прохлада, словно краешком легкой ткани зацепило. Сашка забормотала что-то и потянула на себя краешек плаща, пытаясь укутаться поплотнее.