Черт, он внезапно стал поэтом. Он терял разум.
Вероятно, еще один шаг к ней не был такой уж прекрасной мыслью. Он перестал двигаться.
Она покачала головой, а потом кивнула.
— Я не думаю, — да, нет, ух! Почему так трудно думать рядом с тобой?
Конлан сложил свои руки на груди, к нему вдруг вернулся разум.
— Это хороший вопрос, — сказал он, сощуривая глаза — Почему ты так на меня действуешь? Что ты есть? Как у тебя может быть доступ в ментальные тропы Атлантийцев, и больше того, как ты можешь чувствовать наши эмоции? Как я могу чувствовать твои? Может, ты оружие, созданное, чтобы испытать мою защиту?
— Оружие, да. Верно, ты, идиот. Я не оружие, а работник социальной службы, — Райли начала обходить кровать. — И вижу, что мы снова вернусь к этой Атлантиде. Ты пришел с исчезнувшего континента, который являлся плодом воображения Платона, и по слухам, исчез более одиннадцати тысяч лет назад. Ты про эту Атлантиду?
Он опустил руки, и сделал еще один шаг к ней. Он не мог справиться с собой.
Он не хотел справляться с собой.
— Платона примерно наказали за его болтливость в Критии и Тимее. А поэт Солон ничего лучше не придумал, как поделиться с Платоном тайнами, которые он узнал от египетского жреца. Но потомки знают, как сохранить тайну Атлантиды.
Еще один шаг. Он почуял ее дразнящий аромат. Свежий. Несколько цветочный, с оттенком зелени. Вероятно, океанский папоротник.
Он глубоко вздохнул, зная, что, начиная с этого момента, сможет найти ее по запаху. Обожая ощущение ее запаха в своих ноздрях.
Желая попробовать ее своим ртом. Его руки почти болели от желания почувствовать ее кожу.
Она смотрела на него. О, точно. Что-то насчет континентов.
— Не такой уж исчезнувший континент. Мы всегда знали, где находимся, — сказал он. — Мы просто создали щиты, чтобы спрятать Семь островов от вашей технологии.
Он улыбнулся:
— Ваше изобретение субмарин какое-то время представляло некоторые проблемы.
Она явно подбиралась к противоположной стороне кровати.
— Ладно, покажи мне свои жабры.
Совершенно ошеломленный, Конлан смотрел на нее минуту, а потом откинул голову назад и расхохотался.
Райли посмотрела на него так, будто он сошел с ума.
Разумеется, она была не так уже далека от истины. Возможно, он сошел с ума.
Затаив дыхание, он покачал головой.
— Спасибо тебе за это, анэша. Мне необходимо было посмеяться после событий сегодняшнего вечера, — его улыбка исчезла. — Вообще-то, после последних семи лет.
Приняв решение, он отступил от нее и опустился в кресло в углу комнаты.
— Если я сяду здесь, подальше от тебя, ты почувствуешь себя в безопасности со мной, чтобы выслушать то, что я тебе хочу рассказать?
Дрожащая, казалось, готовая улететь, Райли несколько мгновений стояла и смотрела на него. Наконец, она, видимо, приняла свое решение. Девушка кивнула и села на кровать, скрестив ноги.
— Да, я выслушаю. Самое странное, что я уже чувствую себя в безопасности с тобой. Или это не странно, принимая во внимание то, что произошло на пляже ранее.
Конлан хотел, чтобы между ними была только правда.
— Ты была внутри моего разума, Райли. Хочешь ты этого или нет, но теперь ты знаешь меня лучше, чем многие. Вероятно, даже лучше, чем все остальные, за исключением нашего целителя.
Она нерешительно смотрела на него, а потом кивнула.
— Ты должна была уже понять, что я тоже был внутри твоего разума, — сказал он, почти опасаясь признать такое. — Я видел твою доброту и твое самопожертвование. Я знаю тебя.
Если только ее обман не был спрятан под какой-то ментальной уловкой, насмехался над ним его разум. Кто знает, на что способен настоящий эмпат?
Спрыгнув с кровати, Райли начала перед ним ходить туда-сюда.
— Ты ничего не знаешь, — горько сказала она. — Доброта? Да. Но, по правде сказать, я просто пытаюсь сделать свою работу наилучшим образом. И обычно я с ней не справляюсь, что крайне печально.
Она остановилась перед ним так близко, что он мог бы потянуться и коснуться ее. Ему пришлось крепко сжать руками ручки кресла, чтобы не допустить этого.
Чтобы не дать себе прикоснуться к ней. Черт, а он так хотел ее коснуться.
— Расскажи мне, — вместо этого попросил он.
— Точно. Ты из той самой мифической Атлантиды, и ты желаешь выслушать события дня из жизни социального работника?
— Расскажи мне, — повторил он, открывая перед ней свой разум, чтобы она могла в него заглянуть. Почувствовать, насколько он желает знать о ней всё.
На ее лице показалось выражение изумления:
— Ты, в самом деле, желаешь это знать, так?
— Да.
Она минуту помолчала, а потом опустилась на ковер рядом с ним и, почти погрузившись в транс, стала описывать события дня. Когда она упомянула об истории девочки с пистолетом, Конлану пришлось собрать все свои силы, чтобы не дать ей увидеть свою ярость. Он желал убить. Он желал расколоть, разорвать, пробить кулаком стену.
Но ничего подобного не сделал, а сидел с маской спокойствия на лице, отчаянно стараясь держаться за свои знания и свою объективность. Как могла эта женщина так его привлекать?
Он смотрел на нее, сидевшую на полу перед ним, на страдание в ее лице, когда она рассказывала о детях, которых она так старалась спасти. Дети, родившие детей. Безнадежная борьба против бедности и общества, у которого не оставалось времени для потерянных.
Пока она говорила, он почувствовал эмоции, содержавшиеся в основе ее слов, и вопрос в его разуме изменился.
Как эта женщины могла не привлечь его?
Ее слова затихали.
— Так вот, потом появился ты, и я полагаю, ты знаешь, что потом произошло. Вероятно, теперь ты мог бы сказать мне точно, кто и что ты есть, и почему ты последовал за мной к моему дому.
Она, моргая, оглядела комнату, потом поднялась на ноги, снова испытывая настороженность.
— И раз уж ты будешь этим заниматься, ты можешь дать мне знать, где это я сейчас нахожусь, черт возьми.
Он медленно поднялся, так, чтобы не напугать ее.
— Ты повергла меня в шок, Райли, и я обязан быть с тобой таким же искренним. Я — предводитель воинов Посейдона, которые поклялись оберегать человечество.
Схватив край своей рубашки, он оттянул его в сторону, чтобы показать знак Посейдона, который носил. Высоко на правой стороне груди, где сам Бог Морей выжег символ Воинов Посейдона на плоти Конлана.
Круг, представляющий всех людей мира, пересекала пирамида знаний, которая передалась им от древних. Силуэт Трезубца Посейдона разделял их пополам.
— Этот знак, который я ношу, является доказательством моей клятвы. И все же, из того, что я понял между строк твоего рассказа, этой ночью ты заслуживаешь носить его больше, чем я.
Она подняла руку, как будто хотела проследить символ кончиками пальцев. Потом отдернула руку, и улыбнулась.
— Ты снова говоришь официально, — заметила она. — Каким-то образом, ты напоминаешь мне мою мать, которая кричала на меня, когда я попадала в неприятности. Обращение Райли Элизабет Доусон означало, что я в большой беде.
— Райли Элизабет, — повторил он, наслаждаясь звуком ее имени. — Это подходит тебе. Одновременно сильное и женственное.
Каким-то образом, не сознавая этого, он подвинулся ближе к ней. Ее жар, соблазнительные изгибы ее тела, линия ее шеи, все его завораживало. Она посмотрела на него, ее тревога в глазах сменилась узнаванием.
Он все еще мог чувствовать ее внутри себя. Ее мысли, ее эмоции.
Он хотел почувствовать себя внутри нее.