— Они не осмелятся напасть на вас, милорд, — ответил Дракос. Он даже проявлял возмущение ради Варравы. Мило. Независимо от того, искренен он или нет.
— Принц и жрец, — повторил Варрава. — Эти атлантийцы слышали что-то про отделение государства от церкви?
Он рассмеялся и увидел, как вздрогнул Райзен, подняв увечную руку к своей груди.
— Вероятно, нам следует познакомить вас с новым, улучшенным Биллем о правах, когда мы захватим ваши драгоценные семь островов, как ты думаешь?
Райзен поднял голову и посмотрел на Варраву.
— Конлан уничтожит тебя, а Аларик передает больше силы, чем ты когда-либо мечтал, кровосос, — он закашлялся и сплюнул сгусток крови.
Потом этот атлантиец улыбнулся, пока кровь сбегала по его подбородку.
— И я потанцую на твоей покрытой солью могиле.
Варрава зарычал от ярости, и свет в комнате замигал.
— Ты до этого не доживешь, червяк.
Но прежде, чем он смог оторвать воину голову, Дракос оказался перед ним и ударил Райзена. Его голова откинулась назад и ударилась о стену, а потом он упал, потеряв сознание или умерев.
Дракос поклонился.
— Вероятно, позже он будет нам полезен, милорд. Как только его достаточно убедят, он будет прекрасным источником наших знаний о Трезубце.
Варрава прищурился, желая снова получить возможность просканировать разум генерала.
— Ты показываешь мне хорошую стратегию или выражаешь дерзость, Дракос? Почему-то, мне кажется, что ты все время ходишь по краю между этими понятиями?
— А вы бы желали, чтобы ваша правая рука была слабаком?
Варрава подождал несколько минут прежде, чем ответить. Чтобы Дракос поволновался.
— Нет, но не принимай это, как разрешение дерзить мне, генерал Дракос.
Дракос снова поклонился.
— Мне привести последнего из них? Того, кого они называют Мика?
— О, да. У нас еще есть пару часов до рассвета. Может быть, этот споет для нас.
Варрава прошелся по телам мертвецов, наслаждаясь треском ломающихся костей.
— Я так люблю звук этой музыки.
Глава 35
Конлан успел сделать почти два полных шага в темную комнату за Райли, пока его контроль не лопнул. Он рывком закрыл дверь за собой и притянул девушку к себе, крепко стискивая ее в объятиях.
— Я не могу сделать этого, Райли. Не могу пойти сражаться завтра вместе с тобой, когда ты можешь оказаться в опасности. Прошу, не проси меня об этом.
Она развернулась в его объятиях и обняла его руками за шею.
— Я не думаю, что это зависит от нас. У меня такое чувство, что это своего рода проверка, и Посейдон устанавливает правила. Когда он поставил свой знак мне на спину, он принял меня в игру.
Конлан рассмеялся, этот звук отдавал горечью и резкостью в ушах.
— Потому что мы для него лишь пешки. Пешки в какой-то безумной шахматной партии.
Райли пальчиком провела по краю его губ.
— Разве история не учит нас, что мы — лишь пешки для них всех? Для моего Бога, твоих Богов, для любых Богов? Мы играем так хорошо, как можем, а потом умираем. Игра окончена. И нам остается показать только то, насколько хорошо мы провели эту игру, — она улыбнулась.
— Я думаю, что эта метафора у меня вовсе вышла за свои рамки. Но ты же понимаешь, о чем я говорю.
Он закрыл глаза. Сконцентрировался на ощущении ее дыхания на своей коже. На жаре, который поднимался в его теле при ее прикосновении.
— Мне наплевать на игры и Богов. Не сегодня. Все, что я хочу — держать тебя и впечатать этот момент в мою память навсегда, — резко сказал он, сжав ее крепче.
— Да, — ответила она. Просто и ясно. И потом подняла свое лицо для поцелуя, и его мир загорелся.
Он поднял ее, и она ногами обхватила его за талию. Он вскрикнул от сильнейшего удовольствия, которое пронеслось по нему при ее прикосновении. Его тело напряглось, мышцы сжались, и он шел, неся ее, пока ее спина не оказалась прижата к стене.
Она простонала в его рот и запустила пальцы в его волосы, притянув его голову к себе, чтобы полностью погрузиться в поцелуй. Он двигал руками, пока не почувствовал в ладонях ее округлую попку, и сжимал и ласкал ее, притягивая ее ближе, так что ее юбка поднялась с бедер, и только его брюки и ее тонкое шелковое белье разделяли их.
И все равно этого было слишком много. Он устроил ее на бедре, а руками разорвал кружево и выкинул обрывки. Потом он подтянул ногу вверх так, чтобы твердость его ноги касалась ее влажности.
Она застонала и задергалась, ее пальцы крепко вцепились в его плечи.
— Да, прикоснись ко мне. Возьми меня, Конлан. Ты мне нужен.
Он наклонился, чтобы зарыться лицом в ее волосы, ему было необходимо триумфально закричать, но и скрыть этот звук ото всех остальных, которые находились неподалеку. С тихим рычанием он укусил ее шею там, где она переходила в плечо, потом поласкал местечко языком, успокаивая крошечную царапинку.
Она снова простонала и выгнулась ему навстречу, лихорадочно стягивая его рубашку, пытаясь руками почувствовать его кожу. Он вырвал рубашку из штанов одной рукой, расстегнул ремень и молнию за пару секунд. Прежде, чем он мог сделать что-то еще, она положила руки ему на плечи и немного приподнялась.
Потом, все время глядя ему в глаза, она устроилась и скользнула по его эрекции, обхватывая его своим жаром и влагой. Он не мог сдержаться и выкрикнул ее имя. Схватил снова ее чудесную попку и сжал. Поднимал ее, входил в нее снова и снова, наблюдая, как наслаждение затуманивает ее глаза, пока они полностью не закрылись.
Потом он остановился. Она захныкала, открыв глаза.
— Почему ты остановился?
Медленно, дюйм за дюймом, он снова вошел в нее, глядя ей в лицо.
— Потому что мне не обходимо видеть тебя, когда я беру тебя. Мне нужно смотреть в твои глаза и видеть твою душу, моя Райли, mi amara анэша. Мне необходимо знать, что ты моя теперь и навсегда.
Он снова вышел из нее, снова вонзился по самое основание, с удовольствием услышав ее стон.
— Я хочу, чтобы ты взяла меня и знала, что я тоже твой.
Она поднялась, ее женские мышцы сжались вокруг его члена, даже когда она удалялась от него. Преднамеренно мучая его.
— Теперь и навсегда. Конлан. Не имеет значения, что Боги задумали насчет нас, не будет для меня другого. Ты — мой единственный. Моя счастливая жизнь. Моя любовь. Моя душа.
С этими словами она устроилась на нем, прижимаясь к нему, чтобы принять его всего.
И больше нечего было принимать.
Потом остановилась, обхватывая его, напрягшись вокруг него, его твердость полностью погрузилась в ее жар. Его сердце — в ее сердце.
Одновременно они отодвинули в сторону все оставшиеся барьеры между их душами.
И свет, цвет взорвались в его мире, — в ее мире, — их мире. Они стояли, трепеща в водовороте небесно-голубого, синего и серебристо-зеленого цветов. Музыка радуг зазвучала в них, вокруг них, пронзая их. Фонтан потребности, стремления, насыщенного наполнения сбегал вокруг них и внутрь их, пока он больше не мог сказать, где заканчивался он, и начиналась она.
Мир содрогнулся на грани пробуждения, и звезды взорвались в сияющих фейерверках. Душа Райли открылась ему, и он заявил на нее свои права.
Она точно также поступила с ним.
И огонь, ярость, бешеная сила первоначал прошла через него к ней, и у него была только микросекунда задуматься о том, как такая страсть могла взорваться и не создать новую жизнь, но потом она закричала в его разуме, и вселенная взорвалась вокруг них.
Он упал на колени, все еще держа ее в объятиях, слишком ослабев, чтобы встать. Она тяжело дышала с ним в унисон.
Потом, наконец, она подняла голову, и ее лицо оказалось слишком красивым, чтобы его зрение могло это вынести.