Сейчас ведь все по готовому больше топать любят.
Вот и наш о. Мисаил всё намеревается уехать отсюда. Тяжело ему здесь. Да притом он ещё и болен.
Душа предчувствует, что скоро здесь от нас и следа не останется. Приезжал уже какой‑то уполномоченный из областного отдела. Снял, как полагается, дознания с каждого из нас.
А тут ещё к этому вражонок хвостиком стал помахивать среди нас:
— Любви несть, но вражда.
Всё это Богу не угодно. Но, несмотря на все это, промысел Божий меня ведёт к служению ещё большему. То есть накануне дня святых Апостолов Петра и Павла меня постригают в мантию с именем Серафим. Это в том же 1957 году. Теперь у меня ещё больше ответственности пред Богом, отрёкся от всего мирского, стал побольше молиться, слушаться, смиряться пред каждым братом. И, главное, — это то, что о. Мисаил заставил готовиться к принятию диаконского сана.
Признаться, чистым сердцем, мне это лестно. Представлял себе, как я буду служить, говорить ектению с приподнятым в правой руке орарем. Одним словом, у меня было желание, которое по милости Божией и исполнилось.
Новосибирская кафедра. 1957 год. Митрополит Нестор (Анисимов) сидит в центре
Едем с о. Мисаилом в Новосибирск. Боже мой! Ведь я скоро буду иеродиаконом. Нельзя выразить этих радостей. Какая же милость Божия ко мне. И за что я так близко призван к Престолу Божиему — не знаю. По-видимому, Господь хочет, чтобы я потрудился на ниве Христовой. Господи! Если это угодно, да пусть совершается Твоя Всемогущая воля!
И вот она совершается, воля Его. Меня в самый праздник Архистратига Михаила и прочих Сил Бесплотных 8 ноября 1957 года, Духу Святому содействующе, рукоположил в сан иеродиакона митрополит Новосибирский и Барнаульский Нестор. Таинство‑то какое это трогательное. Три раза ведут вокруг престола при пении «Исаия, ликуй!..»
Вот меня и обвенчали. В конце Литургии моя первая ектения «Прости, приимше».
Сказал хорошо. Слава Богу, всё пошло, как по маслу. Это так в народе говорят.
Через недельку — опять в Чебаки, службы там только по воскресеньям, а мне так хочется почаще. Сам читаю, сам и на клиросе управляю, и за диакона служу, и за пономаря.
Деревня ведь. Никого нет. Вот так и служим.
Приехал к нам о. Роман — инок и о. Трифон. Стали жить вчетвером.
О. Мисаил часто уезжал, а мы с о. Романом (Жеребцовым), бывало, за грибами ходили, за ягодами. И на рыбалку один раз ходили, а потом несколько раз ходили на гору, где была пещерка одного старца. Залезали в нее, чистили, поставили крест и читали даже акафист.
Чебаки, древнее сооружение — крепость эпохи бронзы
Занимались постройкой келии за огородом. о. Роман — хороший знаток по овощеводству. Сколько у нас было всякой огородной зелени! Люди дивились и не верили, что у нас так всё хорошо растёт.
Село Чебаки, дом Иваницких. Покровская церковь находилась через дорогу напротив дома
Сами ели, людям давали, а тут ещё и ребятишки детдомовские стали часто приходить. Как же им не дать? Да, при том их необходимо было привлекать не для того, чтобы к церкви приучать, а для того, чтобы не хулиганили. А они ведь однажды нам такое учудили. Взяли да дохлую собаку за хвост привязали к колоколу. Да и стёкла в храме выбили. Вот и нужно было их гладить по головке за эти шалости, чтобы впредь не пакостили. И, правда, после того ни одного подобного случая не было».
Через дорогу от монастыря стоял и стоит уникальный особняк. После войны в этом особняке был детский дом, тогда усадьба сохранялась в идеальном порядке.
В Чебаках в 1957 году дни шли за днями, — возвращается в прошлое о. Серафим, повествуя о подробностях того бытия.
Зимой приехал иеромонах Иннокентий. Стали служить с ним, а о. Мисаил вовсе заболел. Потом приехал ещё один парень Димитрий, а потом — иеродиакон Питирим. Таким образом, нас, братий, доходило до шести человек. А потом по одному стали разъезжаться. Отец Роман (Жеребцов) уехал (рукополагаться), потом — другой, третий. Но всё‑таки нас осталось опять четверо: о. Мисаил, о. Иннокентий, о. Трифон и я.
Зиму прожили, слава Богу. А летом — опять новости. О. Мисаил всё устраивал по‑своему.
Вот как‑то однажды он мне говорит:
— Знаешь, ведь мы с о. Иннокентием дали обет жить неразлучно, я его хочу взять к себе вторым. А ты давай соглашайся принять сан священства. И останешься настоятелем. Будешь здесь с Трифоном жить потихонечку, справишься.