В 2004 году был назначен благочинным Междуреченского округа и настоятелем храма Всех святых города Междуреченска.
В Кемеровской епархии в 2002–2003 годах он был членом комиссии по помилованию по Кемеровской области, а также председателем Епархиального церковного суда. Более десяти лет был полковым священником Сибирского казачьего войска.
В мае 2009 года протоиерей Николай по состоянию здоровья вышел за штат.
Отец Николай вместе с супругой матушкой Тамарой вырастили пятерых детей — двоих сыновей и трёх дочерей. Старший сын — протоиерей Андрей служит в Кемерово, настоятелем храма св. Александра Невского. Две дочери замужем за священниками.
«Золотые купола», газета, Кемерово. 28 мая 2019 года, с. 4.
Одна из них стала крестницей отца Серафима, когда он служил в Белово.
Благодарение Господу Богу за все Его милости к нам, грешным. Он всякими путями обращает нас к Себе. Молитва, труд и всякое слово Божие. Днём и ночью Он напоминает о Себе, о цели нашей жизни. Напоминает в видениях и сновидениях.
Вот как описывает из Ужура Красноярского края своё сновидение мой младший брат, протоиерей о. Леонид:
«Ты знаешь, — пишет он в письме своей матушке, — когда я проснулся, то не сразу пришёл в себя. И не понимал, что происходит. Но заснуть снова я уже до утра не мог.
Вижу сон. Как будто через пять-шесть часов начнется страшный суд Божий. Вся земля в огне, как на картине «Последний день Помпеи». Небо с восточной стороны как бы разверзается. И я вижу меч архангела Михаила, точь‑в-точь как на иконе. Этот меч огненный и такой большой — от самих небес и до земли. И держит его Архангел Михаил, тоже такой же большой.
Я вижу его лицо, красные сапоги и все одеяние, которое тоже в огне. На земле происходит что‑то страшное.
Люди мечутся, не знают, куда бежать. Но все, похоже, бегут к востоку. Вижу реку, а волны — такие огромные и тёмно-синие. Страшно всё кругом, ревёт вся стихия.
Вижу, что земля, как прозрачный панцирь. Насквозь все видно. А там люди поднимают руки и кричат. Я их хорошо вижу. А на земле все также раздается шум, всё стонет.
Остаются какие‑то считанные метры, чтобы опуститься и встать на землю Архангелу Михаилу, но он временит, терпит, ждёт какого‑то мгновения. Я в страхе падаю в сознании своей греховности. Падаю в страхе от всего происходящего, падаю на колени пред архангелом. Плачу и прошу:
— Господи, святый Архангел Михаил, простите меня за всё, ведь остаются считанные часы, а затем — суд. Какой я дам ответ Господу?
Вот так стою и молюсь, прошу и плачу. Вдруг взглянул на меня Архангел Михаил и смотрит неласково, строго. И бросил мне почти в лицо полную горсть белых перьев.
— Что бы это значило? — сказал я себе и оглянулся назад.
Сзади меня — тьма. Все темно, люди продолжают бежать, бегут через поток бурлящей реки. Но вот другим нет горя. Будто весна, март месяц, о чём горевать?
Я бегу, плачу, кричу этой толпе безумной:
— Что вы делаете? Какое может быть веселие? Конец света приблизился. Страшный суд наступает. А вы веселитесь.
На мой вопль и крик никто не обратил внимания. Смотрю я в правую сторону, там бурная река утихает и вместе с тем высыхает, остаются только маленькие лужицы.
Часть людей стоит и со страхом смотрит, а остальные продолжают бежать и бежать. Я вижу тебя, Валя, ты тоже бежишь впереди. Потом я взглянул кверху, на небо. Вижу один меч Архангела Михаила и святых апостолов Петра и Павла.
Я падаю опять на колени и снова молюсь. Вижу снова Архангела Михаила и поднимаю голову, чтобы взглянуть на него. Но он так строго мне сказал:
— Опусти свою голову и не смотри на меня.
Я продолжаю молиться. Опять прошу его милости. Это видят люди вокруг. Он опять бросает мне перья, я их ловлю. Все так с завистью смотрят на меня: вот, мол, одному ему только, а нам — нет.
И вот опять голос:
— Эти перья не ему, а его душе.
— Не ему, а его, — как понять смысл этих слов?
Ради его сана, ради его детей помилует Господь — можно так понимать.
Теперь я про себя молюсь и говорю:
— О, святой Архангеле Михаиле, я ведь не хотел тебя огорчить. А что мне говорил голос, я не помню. Но знаю, что он как будто читал мои мысли.
Далее вижу, что ты, Валя, опять бежишь, но уже со мною и говоришь:
— Ну что ты надоедаешь? Молчи и бежим скорей.
Нам нужно перебежать какую‑то преграду ещё. И вот — опять вода, вернее, уже те оставшиеся лужицы. Вдруг я вспомнил, что у нас дома — дети.
И я кричу: