Отец Серафим седой, благообразный, очень похожий на иконописные образы своего духовного покровителя — преподобного Серафима Саровского, был в то время вовсе не старым человеком. Ему было в то время 53 года, то есть на десять лет меньше, чем мне сейчас.
Он говорил с людьми негромко, очень спокойно, его манера общения располагала к себе. Проповеди его отличались глубиной и в то же время ясностью. Впрочем, и два других священника были хорошими проповедниками.
Отец Григорий Мельник, украинец, переехавший в Сибирь, прослуживший в ней два десятилетия и закончивший в этом суровом краю свой жизненный путь, говорил эмоционально и очень понятно для простого народа. Ему было в то время около пятидесяти. Он, как и его матушка Анна, прекрасно пели.
Другой священник, самый старший из трёх, — отец Сергий Кузьмин всю жизнь был горным инженером и пел как любитель в церковных хорах. Вышел на пенсию и был рукоположен.
Отец Сергий был поклонником и знатоком творений Иоанна Златоуста. Ему удалось приобрести ксерокопированное собрание творений этого святого отца. И именно из этого источника питалось его проповедническое вдохновение.
Отец Серафим был почитателем памяти митрополита Нестора (Анисимова), камчатского миссионера, бывшего полковым священником в годы Германской войны 1914 года, участника Поместного Собора 1917–1918 годов.
Владыка Нестор, если мне не изменяет память, постригал Александра Брыксина в монашество. Отец Серафим любил сам перечитывать автобиографические воспоминания митрополита Нестора, давал их почитать мне. В 1990‑е годы и позднее эти воспоминания под разными названиями были напечатаны многими издательствами, а тогда это была машинописная книжка объёмом около ста страниц, которой отец Серафим очень дорожил.
Библиотека батюшки была небольшой: необходимый минимум богослужебных книг, несколько томов житий святых святителя Димитрия Ростовского на русском языке, несколько альбомов по церковному искусству, перепечатанные на машинке сборники проповедей, три или четыре годовых комплекта дореволюционного журнала «Русский паломник», несколько книжечек «Богослужебных указаний» 50‑х годов XX века, из светских книг помню прижизненное собрание сочинений Тургенева.
Не получив специального образования и подготовки, отец Серафим был художником-любителем. У него в келье было несколько коробок с масляными красками, наборы кистей, палитра. Я видел пару пейзажей и один натюрморт, написанные когда‑то батюшкой. Не помню, чтобы отец Серафим писал какие‑либо этюды или картины в Абакане. Но он постоянно заботился о приведении в порядок икон в храме: тонировал утраченные фоны и одежды на иконах, иногда прописывал стёртые лики.
Отец Серафим практиковал служение особого молебна у Казанской иконы Пресвятой Богородицы, восходящего к традиции, воспринятой им от митрополита Нестора. Эту большую икону в кивоте батюшка отреставрировал, и каждое воскресенье сразу после отпуста литургии священник с диаконом выходили к ней, и после пения тропаря диакон произносил ектенью с особыми прошениями и чтением записок, специально подаваемых именно на этот молебен, а священник читал молитву.
Будучи довольно общительным человеком, отец Серафим не состоял в близких дружественных отношениях со священниками прихода. Хотя каких‑либо конфликтов между ними я не помню и могу засвидетельствовать, что отец Серафим относился к своим сослужителям уважительно и ровно. За семь месяцев моего служения и жизни в Абакане я помню лишь два случая приезда к батюшке других священников.
К батюшке приезжал и длительное время у него жил его брат игумен Варсонофий, а также друг его молодости архимандрит Роман (Жеребцов). Приезду обоих батюшка был очень рад.
Часто после литургии в воскресенье устраивалась общая трапеза в сторожке, на которой собирались певчие, храмовые работники, кто‑либо из прихожан.
Отец Серафим превращал их в своеобразные внебогослужебные беседы: он рассказывал о владыке Несторе, местах своего служения, часто пересказывал услышанные им от более старых священников и простых верующих рассказы о церковной жизни в послереволюционное и довоенное время. Помню, как он рассказал нам о вскрытии и изъятии мощей святителя Иннокентия Иркутского, закрытии Покровской церкви в Красноярске и Успенской — в Новосибирске, о том, как в середине 1970‑х ему вместе с верующим народом удалось организовать общину и построить храм в Славгороде. Часто такие задушевные посиделки заканчивались уже в вечернюю пору.