— Где королева? — воскликнул он и опытным глазом быстро окинул комнату, не пропуская ни одной детали. — В саду?
Оглянувшись, Нигель внезапно повернулся, схватил испуганную девушку за руку и медленно сжал ее, блеснув своими серыми халдейнскими глазами.
— Ну? Говори же, детка, да не бойся, не укушу я тебя.
Девушка вздрогнула и попыталась вырваться.
— П-пожалуйста, ваше высочество, — простонала она. — Вы делаете мне больно.
Нигель ослабил хватку, но не отпустил руку служанки.
— Я жду, — сказал он нетерпеливо.
— Она н-на террасе, ваше высочество, — опустив глаза, прошептала девушка.
Одобрительно кивнув, Нигель отпустил ее и, пересекая комнату, поднялся к арке, выходящей в королевский сад. Терраса, он знал, с одного конца соединялась с апартаментами королевы, но туда можно было также попасть и через сад.
Он быстро прошел по короткой, усыпанной гравием тропинке и остановился перед чугунной калиткой, увитой живыми розами. Отодвигая затвор, Нигель бросил взгляд сквозь густую листву на отдаленные покои дворца.
Там королева Джеанна с некоторым удивлением смотрела на испуганную служанку, выбегавшую из внутренних комнат. Приблизившись, девушка начала что-то нашептывать своей госпоже, и Джеанна, опустив розу, которую она рассматривала, настороженно взглянула на калитку, где стоял Нигель.
Поскольку весть о неожиданном визите опередила его, Нигель решительно отодвинул щеколду и вошел в сад. Спустя мгновение он уже возвышался перед дверью, затем вошел в покои и встал перед королевой.
— Джеанна, — поклонился он.
Глаза королевы тревожно бегали по плитам пола, будто изучая их.
— Мне бы не хотелось ни с кем говорить сейчас, Нигель. Твое дело может подождать?
— Не думаю. Могли бы мы остаться наедине?
Губы Джеанны сжались, она перевела взгляд с деверя на своих приближенных. Вновь опустив глаза, королева увидела, как судорожно ее пальцы сжимают стебель розы, раздраженно отбросила цветок и осторожно сложила руки на коленях, прежде чем позволила себе ответить.
— Не существует ничего такого, о чем я не могла бы говорить в присутствии моих фрейлин. Нигель, пожалуйста. Ты ведь знаешь, что я должна сделать. Не создавай мне еще больших трудностей.
Не дождавшись ответа, она испытующе посмотрела на него, но Нигель даже не шевельнулся.
Его серые глаза по-прежнему сурово блестели из-под копны густых черных волос, как некогда и у Бриона в его самые мрачные минуты.
Он стоял непримиримый, решительный, держа пальцы на рукояти меча и пристально глядя на нее в полной тишине. Она повернулась к нему.
— Нигель, неужели ты не понимаешь? Я не хочу говорить об этом. Я знаю, зачем ты пришел, и уверяю — у тебя ничего не получится. Ты меня не переубедишь.
Она сперва ощутила, а затем и увидела, что он подошел к ней вплотную, почувствовала, как его одежда коснулась ее руки, когда он нагнулся.
— Джеанна, — прошептал Нигель так тихо, чтобы услышала только она, — я намерен затруднить твое дело настолько, насколько это в человеческих силах. И если ты сейчас не отошлешь своих фрейлин, это придется сделать мне, что будет неудобно для нас обоих. Ты хочешь при них обсудить свои планы насчет Моргана или то, как умер Брион?
Она резко вскинула голову.
— Ты не посмеешь!
— Я?
Она поймала его требовательный взгляд, затем безропотно повернулась и сказала фрейлинам:
— Оставьте нас.
— Но, Морган, я не понимаю. Почему она думает что-то такое?
Морган и Келсон шли вдоль края самшитового лабиринта, приближаясь к широкому гладкому пруду в центре сада. По пути Морган опасался встретить навязчивых соглядатаев, но ни один из них, кажется, не заинтересовался их прогулкой.
Морган посмотрел на Келсона, потом улыбнулся.
— Вы спрашиваете, почему женщина делает то-то и то-то, мой принц? Да если бы я только знал это, я был бы могущественнее, чем в самых своих чудовищных грезах! А ваша мать, с тех пор как разузнала, что я из Дерини, вообще не давала мне возможности приблизиться настолько, чтобы понять ее.
— Я знаю, — сказал Келсон. — Морган, о чем вы с моей матерью спорили?
— Вы имеете в виду — особенно резко?
— Наверное, да.
— Если я повторю, это огорчит вас, — ответил Морган. — Я напомнил ей, что вы уже взрослый, что один день вы уже были королем. — Он опустил взгляд. — Я никогда не думал, что это произойдет так скоро.
Келсон печально хмыкнул.
— Она думает, что я все еще ее маленький мальчик. Как объяснить матери, что ты уже не ребенок?
Морган услышал его вопрос, когда они уже дошли до зеркального пруда.
— Честно говоря, я не знаю, мой принц. Моя мать умерла, когда мне было четыре. А у тетки, которая воспитала меня, леди Веры Мак-Лайн, хватало здравого смысла не бередить рану. А когда умер мой отец и я стал пажом при дворе вашего отца, мне было девять. Ну а королевские пажи, даже в таком возрасте, вовсе уже не дети.
— Странно, что с королевскими наследниками иначе, — сказал Келсон.
— Может быть, воспитание принца требует больше времени, — заметил Морган. — В конце концов, наследник вырастает, чтобы стать королем.
— Если вырастает, — пробормотал Келсон.
Опечаленный мальчик уселся на гладкий валун и начал бросать в воду камешки, один за другим; озабоченные серые глаза провожали взглядом каждый из них, наблюдая, как появляются и расходятся концентрические круги на воде.
Морган знал это настроение, и знал слишком хорошо, чтобы вмешаться.
Это было то сосредоточенное самоуглубление, такое привычное в Брионе, которое, казалось, было так же естественно для халдейнской земли, как серые глаза, или сила рук, или дипломатическая хитрость. Это было наследие Бриона; его брату Нигелю оно также было присуще вполне, и он мог бы стать подлинным королем, если бы не воля случая, сделавшая его вторым, а не первым сыном. А сейчас младший в роду Халдейнов готов потребовать причитающееся ему по праву.
Морган терпеливо ждал. После долгого молчания принц поднял голову и взглянул на свое отражение в воде.
— Морган, — сказал он учтиво, — вы знаете меня с рождения. Вы знали моего отца ближе, чем кто-либо из известных мне людей.
Он бросил еще один камень, затем повернулся к Моргану лицом.
— Как вы… как вы думаете, в силах ли я занять его место?
«Занять его место? — подумал Морган, пытаясь не выказать боли. — Как ты сможешь занять пустоту в сердце? Как ты заменишь того, кто был отцом и братом почти столько, сколько ты помнишь себя?»
Морган набрал горсть камешков и рассыпал их по земле, заставив себя отбросить грусть и сосредоточиться. Брион ушел. Сейчас здесь был Келсон.
И теперь Морган должен стать отцом и братом сыну того, кто когда-то был ему отцом и братом. Именно этого хотел Брион.
Он швырнул камешек в пруд, затем повернулся — к своему сыну.
— Я бы солгал, сказав, что вы можете заменить Бриона, мой принц. Никто этого не может. Но вы будете хорошим королем, — возможно, даже великим, если знаки меня не обманывают.
Его голос повысился из-за значительности того, о чем он сейчас говорил.
— Вы изучали анналы военной истории и стратегии, языки, философию, математику, медицину. Брион позволил вам коснуться даже оккультных знаний, которые однажды могут занять важное место в вашей жизни — вопреки чаяниям вашей матери, насколько я могу судить, хотя она и скрывает это от всех, кто мог бы возразить ей. К тому же в вашем воспитании была и более практическая сторона. Согласитесь, что есть великая мудрость в этом странном на первый взгляд обычае, когда юным и, бывает, непоседливым наследникам велят сидеть рядом с отцом в королевском Совете. Сами того не сознавая, вы с детства усвоили зачатки непогрешимой риторики и логики, которые были присущи Бриону, как и всякая другая доблесть. Вы научились держать совет и достигать согласия мудро и неназойливо. Находясь рядом с отцом, вы поняли, что мудрый король ничего не говорит в раздражении и не судит, не узнав доподлинной правды.