Катя вертит головой, ничего не понимая. Впрочем, как и Гиврин.
— Паша, я… — растерянно мямлит брюнетка.
— Назначаю нового гендиректора, Павел Афанасьевич, — пожимаю плечами. — А что не так?
Катя второй раз чуть не падает со стула. Ротик приоткрывается, огромные глаза на пол-лица. Мужчина теряет дар речи, супится, переваривает информацию. Настороженно озирается: нет ли поблизости бугаев из охраны, которые свернут ему шею за предательство. Но никто его за шиворот не хватает, наручники на запястьях не сцепляет, и он приободряется, мальчишка явно тупой и вообще недееспособный слюнтяй, Гиврин о нем уже узнавал и опасности в этом покалеченном щенке не видел. Надо пожаловаться Елизавете Юрьевне. Пускай надает ему ремнем.
— Понятно-понятно, — не спорит Гиврин. — Ну я побуду пока в своем кабинете, вы не против? Поприсутствую, так сказать. Не бойтесь, я посижу в уголке, послушаю.
Катя бледнеет, прекрасная высокая грудь дрожит. Ссориться с начальством она совсем не горит желанием.
— Я уделю вам больше внимания, Павел Афанасьевич, — усмехаюсь. — Вы у нас влиятельная личность, общаетесь с важными людьми, с цветом тверского дворянства, так что игнорировать вас будет невежливо.
Гиврин замирает соляным столбом.
— Арсений Всеволодович, — медленно произносит он. — О чем вы? О каком «цвете дворянства» речь?
— О Свиридове Анатолии Игоревиче, конечно, — делаю удивленное лицо. — О ком же еще?
— Я…я… — не находится он, что сказать.
— Не помните? Освежить вам память? — кладу телефон на стеклянную столешницу, нажимаю кнопку проигрывателя плеера, затем скрещиваю пальцы перед собой. — Пожалуйста.
Играет запись двух голосов:
— Беркутов тебя разоблачил?
— Елизавета Юрьевна? Нет, ни в коем случае.
— Не она. Мальчишка. Он знает, что на заводе крыса.
— Крыса?
— Мой агент…
На лице Гиврина уже поблескивает пот. Катя как-то резко успокаивается, хоть и не совсем, но бросает на меня полный уважения взгляд. Хотя и тревоги в нем хватает.
— Екатерина Игоревна, зайдите ко мне минут через пятнадцать, — я смотрю точно в глаза гниде. Как удав на обреченного кролика. Гипнотизирую, так сказать, силой воли, чтобы не сбежал. — Дообсудим ваше новое назначение.
— Хоррошо, Аррсений Всеволодович, — голосок дрожит, всё-таки переволновалась.
Она спешно уходит, прикрыв бесшумно дверь. Я же встаю и направляюсь прямо к Гивирину, по-прежнему смотря ему в глаза.
— Последнее слово, мерзавец.
Он молчит. Отступает спиной назад, смертельно бледный, пока не утыкается спиной в дверь.
— Я жду, — требую.
Солнце играет на стеклянной поверхности шкафа справа. Отблески света играют в догонялки друг за другом, круглые и желтые, почти золотые. Гиврин смотрит на них, слезы бегут по его щекам. Наверное, осознал какого прекрасного мира сейчас лишится. Ведь это конец. Договорной вассалитет попран, за это преступление допустимо только одно наказание. Смерть.
— Прошу, — плачет подлец. — Пощадите, я выдам вам Свиридова, всё что делал для него. Всё! Обещаю.
— Этот мир красив, — киваю. Мы стоим на расстоянии двух шагов друг от друга. — Но не настолько, чтобы ради него совершать два подряд предательства.
Резкий удар рукой в основание горла. Трахея с хрустом рвется, и мертвое тело Гиврина падает на пол.
Отлично. Крыса мертва. Я не позволил ей пачкать мир своим еще одним предательством. Второй раз не позволил.
Подойдя к рабочему телефону, набираю охрану завода.
— Уберите тело Гиврина, — сообщаю. — И вызовите Управу благочиния. Да, сообщите, что дворянин убил предателя, требуется запротоколировать.
Ох уж, эта бюрократическая волокита. Но необходимо объяснить полицейским свой поступок. Потом еще выступить в формальном суде. Обычно принято подавать заранее иск на нанрушителя вассалитета, но нередко и постфактум проходят разбирательства.
Охранники задерживаются на пять минут. Когда же наконец тело в черном мешке выносят, на пороге кабинета появляется Катя. Она в ужасе смотрит на завернутого Гиврина.
— Вы убили его, — выдыхает брюнетка.
— Он пил кровь из моего рода, — пожимаю плечами. — Мне жаль, что вы увидели труп, я рассчитывал, что к вашему приходу его уже здесь не будет. Но, к сожалению, вышло как вышло. Присаживайтесь.
Она торопливо слушается, падает на ближайший стул. Я наливаю из графина воду.
— Пейте, — она пригубливает стакан и делает спешный глоток, не отрывая от меня взгляда. — Так вы подумали над своими обязанностями?