– Возьмите себе по горсти, остальное разделим потом, – объявил Светлич.
Одна женщина, чтобы взять побольше, тайком засыпала себе в трусы, вот хохма была. Задрав юбку, со спущенными трусами она обтирала соль, поплевывая на руки, но, не выдержав адской муки, с криком побежала и с размаху села в корыто с водой, раздавив его внушительным задом, после она скрылась по тропе в направлении криницы.
Но больше всего всех поражал наш богатырь – Спас. Он гордо прохаживался по площади, все уступали ему дорогу. Чинно подошел к телеге, Донжуан набрал пригоршни соли и протянул быку, но не дожидаясь, пока тот слижет, приложил ее к ноздрям. Спас громко чихнул, затем, поднявшись на задние ноги, издал боевой рев. Вся площадь в мгновенье опустела, люди, толкаясь, бежали кто куда, только мы вчетвером заливались смехом. Спас наклонил голову и пошел на Донжуана, а ему только и надо было это, ступив ногой меж рогов, взбежал на хребет. Бык яростно крутанулся на месте и замер, оглядевшись вокруг и не видя толпы, прерывисто замычал в такт нашему ржанию.
К вечеру праздник был в разгаре, костры горели повсюду, на которых жарилось мясо, посыпанное солью. Брага текла рекой, соседние племена, хоть и торопились к нам, но про нее не забыли. Было принесено большое количество курдюков из бычьих желудков, да и мяса несли, кто сколько имел, ведь прокормить такую ораву пару дней как минимум чего стоит. Домашней скотины никто не имел, спешить назад не надо, так что, бывало, гуляли неделю напролет, пока воины, протрезвев, не уходили за новой добычей.
Что осталось хорошего от предков, так это приготовление браги и медовухи. Еще не столь далекие времена говорили, был какой-то самогонный аппарат, да только утеряли после набегов диких людей. Это ж надо, столько сотен лет его берегли, и вдруг раз и все, сухой закон, трезвость норма жизни, ну проклятые интеллигентишки, и сам не гам и другому не дам.
Наутро всех мучил сушняк, кого от браги, но большинство от съеденной соли, все как по команде гуськом, совершая хадж, шли к роднику. Среди всей толпы выделялся Спас, он, опустив голову и громко сопя, двигался, как танк, народ с опаской расступался в стороны. Бык долго и нахально, часто отрываясь от воды, наслаждался живительной влагой, люди, ругая его в душе, молча ждали очереди. Зубр отошел от родника и сбросил пару лепешек на тропу, которые брызгами покрыли солидную площадь, заминировав все подходы к стратегическому объекту, гордо покинул толпу. После него не раз взрывался смех, в большой толпе не всякий смог пробраться к роднику, не поскользнувшись на мине.
Ближе к обеду прибежал малец и передал мне и деду о предстоящем совете старейшин. Я был на седьмом небе от счастья, я снова иду на совет по приглашению от самого Светлича!
– Негоже воину, совершившему такой переход, идти, как смазливый пацан, – остановил меня дед. – Погодь.
Из дальнего угла, из железного сундука он достал новую льняную рубаху. Она была белоснежна, не то что конопляные (лен рос очень редко и, чтоб собрать его на рубашку, требовалось несколько лет), не всякий мог похвастать такой, только старейшины да великие воины в них ходили, и то по праздникам. Поверх рубахи через плечо повесил куньи шкуры, скрепленные кованной пряжкой, подпоясался широким кожаным ремнем с металлическими клепками (сам делал), повесил справа нож, на ноги обул новые бахилы из рыси. В таком наряде я шел на совет старейшин, переполненный гордостью, в груди не хватало воздуха, так ее раздул. Все ровесники смотрели на меня с завистью.
Вдруг за камнем в стороне от толпы ребятишек увидел чужую кареглазую девчонку, она стояла одна, босиком, в оборванных шкурах. Пряди черных волос, как ручейки, стекали на смуглое лицо, плечи, грудь, ветерок слегка теребил их кончики, которые переливались завораживающим блеском. Откуда она? Ни в нашем, ни в соседних селеньях я не видел таких смуглых с черными, как ночь, волосами, спросить у деда я не решился. Проходя мимо, не мог оторвать от нее взгляда, завернул голову так, что не усмотрел камня под ногой и под дружный смех детворы растянулся во весь рост, звеня металлическими побрякушками. Девчонка показала зубы, взмахнув головой так, что волосы ее взлетели в воздух, как стая птиц, оголив ее юную грудь, ветерок подхватил их, и они вытянулись во всю длину, как пламя огня, летящее по ветру, она скрылась за кустом.
Дед улыбнулся, но продолжил свой путь, не останавливаясь. Я вскочил на ноги и под улюлюканье сверстников помчался догонять деда, но от назойливых острых словечек убежать невозможно, они сопровождали до самого совета.