– Почему одну? Я откопал проход вверху и снял еще парочку.
– Как? Потолок вроде как рухнул?
– Он остался. Песок намыло через щели, и холм твой просел, слава медведице, выдала свое присутствие.
– Так, если у тебя получиться их зажигать, по весне нароем побольше слез и сделаем освещение домов.
– У меня все получится, пусть тока роют, останется вопрос, кто крутить жужжалку захочет.
– М-да, вопрос интересный.
– Э-э. Вы уже определились бы, как называть свою штуковину, а то и слеза, и солнышко, и светлячок… запутали совсем, – пробурчал Джон.
– А мне до лампочки, как ее звать, – зевнул я.
– Опа, теперь объясни, что такое лампочка? – усмехнулся в ответ Джонни.
– Понятия не имею. С Эврикой в книге прочли слово и далее зашли в тупик. Эврика потом часто спрашивала, на чем остановились, так я и отвечал, дошли до лампочки, – улыбнулся я. – Там были еще звезды нарисованы, а может, это и были лампочки?
– Лампочка, лампочка… м-да, – призадумался воин. – Так пусть будет лампочка, раз светит, как звезда.
– Мне также нравится, – оживился дед. – На том и порешим.
. . .
К вечеру вышли на поле. Вьюга разгулялась не на шутку, вытянутой руки не видно, и вдруг наткнулись на дерево.
– Стоп, привал с ночлегом, – объявил Джон. – Уже лес снова пошел, боюсь, по кругу идем.
– Давай оставим волокушу и налегке дойдем, это ведь наше поле, – предложил я.
– И тебя в придачу, завтра ручкой помашешь нам, чтоб ноша не осталась до весны.
– Заодно и волков погоняешь, их целая стая идет следом, – поддакнул дед.
Выкопали ямку, накрылись шкурой, лапу подняли вверх для доступа воздуха. Периодически приподнимались, уплотняя снег над собой. Согревшись, уставшие, мы быстро уснули, и я подумал, хорошо, что меня не послушали, молокосос еще. Утром разбудил странный шорох наверху. Мы достали ножи и резко встали, отбрасывая шкуру с полуметровым слоем снега сверху и… дико заржали. Оказалось, дерево, в которое вчера уперлись – это дуб, который рос возле землянки стоявшего рядом хозяина, Следопыта. Он стоял в полной растерянности, вначале видя медвежью лапу из-под снега, и вдруг мы, как грибы.
– Ну что, снова ждал любовника из леса увидать? А здесь сразу три, но мясом покормим, – подколол Джон.
Мы упали на шкуру, закатившись от смеха, глядя на его глупое лицо. Я не стал дожидаться ротозеев, побежал в землянку показать Эврике «слезинки».
В землянке ждал меня сюрприз. Над костром висела необычная чаша, наполненная водой. Ароматный запах заполнил все помещение, залезал в нос.
– Присаживайся, – пригласила Эврика. – Отведай клецок.
– Что, что это? Как ты назвала, клецка? – гладя по горячему боку котла.
– Нет, клецки сделаны из муки и варились в глиняном котле, вот держи чашку и ложку.
– А она не размокнет? Еще ноги обварю, – с опаской зачерпнул бульона необычной чашкой.
– Не боись, воин, а ложку держат вот так.
Ее теплая нежная рука коснулась моей, и она стала непослушной. Эврика всячески впихивала ложку в ладонь, загибая пальцы. Наконец-то ей это удалось, и она помогла зачерпнуть супчика. Как младенца, раз за разом кормила с руки, приговаривая:
– За папу, за маму, за дедушку, за…
– За тебя, – глядя в ее карие глаза, произнес я, и от этого по телу прошелся жар.
– Я не опоздал? – раздался голос в дверях. – Такой аромат за километры ощутил.
– Как всегда, вовремя, – буркнул я, подтянул ближе чашку и принялся хлебать суп.
– Ой, я много сварила, знаю, какие бывают голодные воины, – покраснев, пролепетала Эврика.
– Да, по вам видно, что вовремя, – слукавил дед.
Все огорчения вмиг прошли, когда наперебой с дедом отправляли чашка за чашкой в ненасытное брюхо. Остановились по причине отсутствия содержимого котла, и ложки заскребли о дно.
Наши женщины по праздникам варили мясо в долбленом корыте, клали раскаленные камни в воду, часто меняя их. Железная посудина Мастера Сталь не прижилась, ржавчина перебивала все. Вкус супа, сваренного Эврикой, не сравнить ни с чем, обилие трав, нет запаха жженых камней и главное – мясо мягкое, не сыроватое – доваренное.
Получив вывих живота, мы с дедом опрокинулись на спину.
– Ляпота.
– Как здорово, что ты попалась нам на пути, сколько нового принесла с собой, – с блаженством сказал дед.
– И все же почему глина не раскисла? – перебил я.
– Изделия из глины очень долго держат в огне. Огонь отдает свою силу, наделяя ее сопротивлением к воде, как противоположность, и с каждым разом подпитывает теплом, превращая ее в камень. Бывает, при этом они трескаются, и глиняные черепки приходится выкидывать, их не размочишь.