Запалив лучину, Эврика принялась за чтение, я лежал в стороне и, забегая вперед, рассказывал дальнейшие события. Она злится, это меня заводит, и я подсаживаюсь рядом, тыкаю пальцем в книгу и ей в лоб, объясняя многие непонятные слова. Эврика раздражается и кусает меня за палец, острые зубки прокусывают кожу до крови. Взвыв от боли, хватаю ее за ногу и тащу из шалаша, но получаю синяк под глаз другой ногой. Под смех и визг я прыгаю на нее задушить. Обнявшись, мы катаемся по мехам, меняясь местами.
Но как только существа противоположных полов плотно соприкасаются друг с другом, они замыкают высоковольтную цепь, и вся необузданная энергия уходит ниже пояса, возвращаясь затяжным поцелуем.
Перекатившись разок, Эврика оказалась сверху и наши глаза на секунду задержались, этого оказалось достаточно для замыкания в нервной системе и отказа мозговой активности.
Пространство исчезло, время остановилось, жизнь замерла. Только мы вдвоем, как бы мы ни называли себя братом, сестрой, друзьями, но природу не обманешь. Наши тела раскалились добела, губы соприкоснулись.
В пространственно-временном континууме произошла энтропия Вселенной, волновая рябь духовной энергии разошлась сферой, расширяясь, сотрясала звездные системы атомов тела. В чем разница? В звездной системе − планеты, в атоме − электроны. Если увеличить микромир до размеров звезды, может, на одном из множества электронов обнаружим кварк-Архимеда и кварк-Эврику, пусть и непохожих внешне, но действия окажутся одинаковы, когда энергия высвобождается, происходит деление и размножение.
В порыве я перекатываюсь наверх и изо всех сил рву на себя льняную рубаху (откуда столь силы взялось?) и сношу центральную стойку шалаша. И Вселенная в виде шкур зверей обрушивается на нас. Энтропия поглощает нас, и мы рассыпаемся под тяжестью вселенского груза, ища выхода из червоточины.
В темноте, сдавленные плотными шкурами, нехваткой воздуха, искали выход наружу. Задыхаясь, мы выпали на свежий воздух из мышеловки.
Эврика, смущенно опустив голову, ушла к реке. Я готов провалиться сквозь землю, ну почему так со мной получается?! Из-за меня! Моего бессилия в землянке, здесь – от чрезмерной силы, где же золотая средина? Господи! Хотелось кричать, броситься к медведю в логово. Почему я сам такой, как медведь, неуклюжий?
Присев на корточки, с трудом сдерживая слезы отчаяния, медленно распрямил шкуры и поставил стойки, снова установил шалаш. Эврика не шла.
− Эврика, − тихо позвал ее, направляясь к ней.
− Я потом приду, иди, − в голосе девчонки прозвучали нотки стыда.
Я лежал и представлял звезды над головой, как здорово отыскать яркую теплую звезду и подарить Эврике с ее необычной планетой. Населенную мохнатыми, мирными зверюшками, большими красочными бабочками, летающими меж благоухающих цветов, собирая нектар в кувшин, изготовленный Эврикой. Мечты не заглушали печаль, как прежде, и на сердце лежали два противоречивых огромных камня вины за содеянное. Один за то, что допустил короткое замыкание, если мы считали себя близнецами, второй за то, что не смог быть настоящим мужчиной, бросить палатку и бежать следом.
Вскоре пришла Эврика, она тихо улеглась рядом.
− Спокойной ночи, − прошептала она, отстраняя мои робкие попытки обнять.
− Прости, пожалуйста, − ответил я.
− И ты меня.
Не знаю, спалось ли Эврике, я не мог и с рассветом ушел из шалаша. Стоя на берегу, смотрел на построенный плот для переправы на правый берег, к открытию тайн исполина. Приготовили его еще до посещения Старомиром моего селения. Это боги посылают знамения, быть мне одному. Негоже странствующему мужчине иметь семью и не жить вместе, не принимать участия в воспитании детей (даже если не своих, мелькнула и развеселила мысль, вспомним слова волхва о кровосмешении), а что путешествовать придется много, чувствовал нутром.
Пока все спали, перетащил на плот генератор, провода, хотел отплыть, но вспомнил просьбу старца, остался. Посидев немного, задумался над рогатиной управления, если ее немного уменьшить, ей получится легко грести. Вырубил подходящее полено, натянул шкурку зайца и получил отменное весло. Сделал пару гребков, плот завертелся, стремясь порвать привязь, сбегал в лес еще за тремя рогатками.