Уже не в первый раз удивляюсь, почему Фитцпатрик и ее начальство считает, что я смогу не пройти их тест. Это то, для чего я родилась. Они не настолько способны, как я, чтобы увидеть различие между террористом, ответственным за бомбардировки невинных студентов, и самих невинных студентов? Это вызывает беспокойство и давит на меня. Сейчас, правда, я отодвигаю все в сторону, таким образом я смогу закончить это задание.
Я повернута к двери, когда моя цель открывает ее и включает свет. Он проницательный, надо отдать ему должное. Массовый убийца, конечно, и, возможно, пьяный, но наблюдательный пьяный массовый убийца. Он сразу же замечает мой ноутбук.
Я пинком захлопываю дверь, в то время как он пытается маневрировать, но даже несмотря на то, что он быстрый, этого недостаточно. Он низкий − шестьдесят пять дюймов (165 см) − что я знаю из информации на флешке, и это факт, на который я полагаюсь. Своей левой рукой я прикрываю его рот. Правой толкаю в шею иглу, которую мне передали.
Он борется пару секунд, но препараты действуют так же быстро, как и я. Мужчина обмякает в моих руках, и я кладу его на пол. Глядя вниз, я борюсь с чувствами. Сочувствие? Сострадание? Может быть, мне немного жаль его жену, хотя вероятно, я оказываю ей услугу в долгосрочной перспективе.
Чувство вины? Ужас? Нет. Это не то же самое, что произошло в КиРТе с АнХлором. Устранение этого человека − справедливость, единственное, что типы вроде него когда-либо могут получить.
Я выключаю камеру ноутбука, и кто бы ни смотрел, остановится на этом моменте. Этот жест говорит «я могу сдать ваш дурацкий тест» более красноречиво, чем слова.
Затем мужчина на полу хватает меня за лодыжки. Я подпрыгиваю, но его захват слабый, дыхание затрудненное, и я легко откидываю руку. Он пытается говорить, но его слова невнятные, поскольку тот теряет контроль над своим языком. Чертовски плохо.
− Восемьдесят шесть детей погибли из-за тебя и сотни взрослых, − говорю ему. − Мне плевать, что ты скажешь.
Он делает глубокий вдох, лицо с усилием напрягается. На этот раз слова становятся понятны.
− Ты думаешь…это…про? Скажи Харрису он…злой ублюдок.
− Я не знаю, о ком ты говоришь. Я не работаю ни на кого по имени Харрис.
Он вздыхает раз, другой, и кажется, что он смеется.
− До тебя он тоже доберется. Однажды, − затем его мышцы теряют напряжение, и он как будто тает на полу.
Переступив через него, я надеваю колпачок на иглу, выключаю ноутбук и убираю любые следы своего присутствия. Теперь я немного расстроена. Не из-за слов парня, так как они не имеют смысла, а из-за мысли, что он не понимает, почему умер. Это не кажется правильным. Он должен забрать эту вину с собой в могилу.
До тебя он тоже доберется. Однажды.
Это лишь демонстрирует, что человек ничего не знал обо мне. Харрис, кем бы он ни был, не доберется до меня. Ни он, ни кто-либо другой. Весь смысл моего существования в том, чтобы никто не смог добраться до меня.
Я поднимаю все сто пятьдесят фунтов террориста на кровать и располагаю так, что выглядит, будто ему удобно. Нет никакой причины сгребать его в кучу, но что-то тревожит меня; я была обучена быть тщательной и аккуратной. Затем я проверяю отражение в зеркале, хватаю свои вещи и убираюсь оттуда. Мое испытание еще не закончилось, пока я не верну все к исходной точке, но теперь, когда самая сложная часть сделана, я снова не нахожу себе места. И голодна.
Но я бы с кем-угодно поспорила, что не прошла.
Глава 11
Субботнее утро: Наши дни
Я отрезана от доступа к лестнице гаража, и варианты вспыхивают в моем мозгу: опять больница, парковка или бой. Всего пару минут назад, я бы сказала бой, но подозреваю, что мои настоящие преследователи находятся неподалеку. У них численный перевес.
Так тому и быть. Значит бежать. Но как только я распахиваю дверь больницы, то врезаюсь прямо в кого-то. Сильные руки хватают за плечи.
Да, мои преследователи находятся неподалеку. Очень неподалеку.
− София, прекрати, − говорит парень, запыхавшись, поскольку я вырываюсь из его объятий.
На этот раз, когда уже замахиваюсь на него, он готов к этому и уклоняется от удара. Я сцепляюсь с двумя мужчинами, которые — как начинает доходить до меня − на самом деле, не дают отпор. Они блокируют меня. Их шаги направлены на то, чтобы укротить и задержать, но не на то, чтобы причинить боль. С чего бы? Это же не имеет смысла.
Плохие люди идут.
Если они плохие, почему тогда не пытаются причинить мне боль?